Искушение Марии д’Авалос

Вернувшись к стопке тщательно переписанных стихов, Мария углубилась в чтение.

Вскоре в дверь тихонько постучали. Вошла Лаура и, присоединившись к ней у огня, сказала:

— Надеюсь, я не заставила вас ждать, моя госпожа. В последние ночи Беатриче стала беспокойной, и, хотя я ей читаю по ее просьбе, она перебивает меня, болтает о чем угодно и очень долго не может угомониться. Сейчас она, наконец, крепко заснула.

— Боюсь, Беатриче будет тревожно, пока мы не вернемся в Неаполь. Я знаю, у тебя здесь слишком много обязанностей, Лаура, — сказала Мария, заметив, что у служанки, вопреки обыкновению, довольно неопрятный вид: длинные пряди кудрявых волос выбились из тугого шиньона.

Мария любила Лауру, и у нее вошло в привычку болтать с ней в долгие, одинокие вечера. Девушка получила хорошее образование в монастыре, так что была способна рассудительно беседовать о вещах, близких сердцу ее госпожи. Она уже десять лет находилась при Марии, и это был единственный человек, с которым та могла часами предаваться воспоминаниям о Федериго. Лауру наняла для нее мать Федериго, Мадделена Карафа, и эта связь с первым браком и семьей Карафа усиливала любовь Марии к девушке. В отличие от Сильвии, Лаура прошла надлежащее обучение, необходимое для компаньонки светской дамы. Эта спокойная привлекательная девушка с миндалевидными глазами и копной кудрявых каштановых волос происходила из хорошей, но обедневшей семьи.

Федериго рассказывал Марии, что это произошло, когда поместья семьи Лауры захватил папа римский из рода Карафа, Павел IV, и что Мадделена взяла в дом эту девушку из-за чувства вины.

— Дни здесь долго тянутся, — заметила Мария, — но ты должна следовать моему примеру: я твержу себе каждое утро и каждую ночь, что мы скоро вернемся в Неаполь.

— Я так и делаю, моя госпожа, а также молюсь о том, чтобы ваш третий брак был таким же счастливым, как первый.

Мария удивленно взглянула на нее, слегка растерявшись от такого искреннего замечания.

— Очень мило с твоей стороны, но должна признаться, что понятия не имею, какова будет жизнь с Карло.

Пролистав страницы со стихами, она нашла строки, написанные Энеа Ирпино из Пармы, и обратилась к Лауре со словами:

— Давай развлечемся, Лаура. Я только что читала стихотворение, написанное моей тете Констанце, о которой я тебе рассказывала. Помнишь? — Лаура кивнула. — Нужно сказать, что моя семья, дабы увековечить ее победу над французами, заказала портрет Констанцы знаменитому художнику, Леонардо да Винчи. Один из многих ее почитателей описал в стихах этот портрет. Прочитать тебе это стихотворение?

— Это было бы чудесно, — искренне ответила Лаура, зная, что Мария любит читать стихи вслух. К тому же девушке нравился звук ее чистого, мелодичного голоса.

«То госпожа моя, и как живая», — начала Мария и с улыбкой повторила первую строчку, которая, по-видимому, особенно ей нравилась:

То госпожа моя, и как живая.
Ее прекрасные уста, что произносят
слова любви, нежны и мягки.
Глаза, в которых благородный пыл,
И грудь, и шея восхитительны, как будто
их изваяли сами Небеса,
О, славен знаменитый тот художник,
красу изобразивший под вуалью, —
искусство вечное ему подвластно.

— Мне бы так хотелось посмотреть на эту картину, моя госпожа. Она здесь?

— Нет, я не знаю, что с ней случилось. Я помню, что в детстве она висела у нас в доме, но потом исчезла. Мне бы самой хотелось снова ее увидеть. Теперь, когда я нахожусь здесь, среди вещей Констанцы, интерес к ней вспыхнул с новой силой.

— По-видимому, ваша тетя Констанца была очень красивой, — заметила Лаура.

— Так можно подумать, прочитав это стихотворение, но на самом деле она не была красавицей. Красив был сам портрет. Я не могу вспомнить детали, но помню, что на губах сияла кроткая, загадочная улыбка. А сама Констанца была типичной неаполитанкой, темноволосой и довольно смуглой. — Мария смотрела на огонь. — Однако насколько интереснее и содержательнее была у нее жизнь, чем у меня!

— Вам всего двадцать пять лет, моя госпожа, так что мы не можем знать, какой будет ваша жизнь дальше. В Неаполе мужчины будут не только восхищаться вашей красотой, но оценят вашу сердечность и добродетель, так что их общество не будет таким тяжким бременем, как в Мессине. Может быть, вам снова повезет, как вы того заслуживаете.

Только после того, как они уехали в Мессину, Мария начала делиться своими секретами с Лаурой, и девушка была свидетельницей того, как изначальное обожание Альфонсо перешло в бешеную ревность, отравлявшую жизнь обоим. Больше всего в лице госпожи Лауре нравилась его ангельская нежность, которая обычно ассоциируется не столько с изысканными аристократическими чертами, которыми обладала Мария, сколько с неприхотливой миловидностью.