Искушение прощением

– Ужасный кофе, правда? – сказала Клаудиа, едва взглянув на выражение его лица. – Если бы кто-то подал такой кофе в Неаполе, его бы пристрелили.

Брунетти опустошил свою чашку и тоже отнес ее в мойку вместе с блюдцем.

– Как по мне – нормальный. Но будь я алкоголиком, я, наверное, пил бы лосьон после бритья.

– По-моему, ты только что его и выпил, – ответила Гриффони.

Брунетти улыбнулся и прислонился спиной к мойке.

– Рассказывай!

– Пострадавшему около пятидесяти, и у него сильное сотрясение мозга. Доктор, который его осматривал, не невролог, поэтому ничего более определенного сказать не смог. На голове и на лице у жертвы синяки и порезы, возможно, полученные при падении. А еще – красные отметины на внутренней стороне запястья, о которых я тебе уже говорила. – Клаудиа перевела дух и продолжила: – После нашего разговора я узнала лишь то, что самые серьезные повреждения у него на голове, сбоку. – Она помолчала, подбирая нужное слово. – Врач говорит, что на черепе у этого человека что-то вроде вмятины.

Брунетти, услышав это, прищурился.

– Возможно, это последствие удара о металлические перила, – добавила Гриффони. – Падая, он стукнулся о них головой.

– Имя пострадавшего? – Гвидо вернулся к столу.

– Не знаю. В кармане у него были ключи от квартиры. Ни документов, ни пальто…

– Наверное, он живет где-нибудь неподалеку, – сказал Брунетти. – Могу я его увидеть?

Гриффони покачала головой.

– Медсестры предупредили, чтобы раньше пяти утра я не приходила. У них не хватает персонала, так что в палаты не пускают никого, кроме врачей и самих пациентов.

– А ты не пробовала…

Она не дала ему договорить.

– Я испробовала все, кроме прямых угроз, – не помогло. Та медсестра, с которой я беседовала, еще говорила со мной по-хорошему. Сейчас они вносят в компьютер информацию о пациентах и лучше их не отвлекать. – Видя, что Брунетти собирается что-то сказать, Клаудиа добавила: – Так будет лучше, Гвидо. – Она посмотрела на часы. – Нужно подождать чуть больше часа.

Коллега честно пыталась его приободрить, но ее собственный голос звучал устало.

Брунетти смирился с этой задержкой. То ли упал уровень адреналина в его крови, то ли сила воли иссякла, но противиться усталости он больше не мог. До этого комиссар стоял, упираясь обеими руками в спинку ближайшего стула, но теперь обошел его и опустился на сиденье.

Гвидо поставил локти на стол, наклонился, закрыл лицо ладонями и потер глаза. Внезапно ему очень захотелось помыть руки и умыться горячей водой.

Гриффони встала из-за стола и сказала, что пойдет поищет уборную, но Брунетти даже не поднял глаз. Да что там: он их даже не открыл. Дверь открылась и закрылась. Брунетти положил руки на стол и опустил на них голову.

Очнулся он, когда Клаудиа позвала его по имени и тронула за плечо.

– Гвидо, начало шестого! Мы можем пойти наверх.

Говорить Брунетти не хотелось, шевелиться тоже. Заряд бодрости, полученный от чашки кофе, давно улетучился. Но Гвидо послушно побрел за Клаудиа в радиологию. Когда они вошли, медсестра за столиком кивнула Гриффони:

– Он так и не пришел в сознание.

– Мы можем его увидеть? – спросила Клаудиа.

Медсестра глянула на Брунетти, и тот сказал:

– Я тоже из полиции.

Она кивнула, и Гвидо с Клаудиа прошли дальше по коридору. Почти в самом конце, у стены слева, на каталке лежал человек, укрытый одеялом. Из-под одеяла тянулись провода к металлическому штативу, а оттуда – прямиком к закрепленному наверху прибору, похожему на блок предохранителей.

Клаудиа кивком указала коллеге на каталку и направилась туда. Брунетти тоже подошел и посмотрел на пациента.

Это был тот самый седовласый мужчина, спутник профессорессы Кросеры.

7

– Что? – спросила Гриффони, посмотрев на Гвидо.

– Я его знаю, – ответил он. – Его жена неделю назад приходила ко мне поговорить.

– О чем?

– О сыне. Она опасается, что парень наркоман.

– А он действительно наркоман?

Клаудиа и прежде говорила тихо, но как только речь зашла о мальчике, отошла от каталки. Брунетти последовал за коллегой.

– Может, и да. Мать мало что смогла о нем рассказать. Лишь то, что он ведет себя странно, забросил учебу, не слушает, что ему говорят…

Гриффони спросила вполне серьезно:

– Только это?

Брунетти пожал плечами.

– В общем, да, – ответил он, вспоминая, что именно сообщила ему синьора Кросера и свое нежелание в этом участвовать.

– И что ты ей сказал?

– Попытался объяснить, что мы мало что можем сделать в этой ситуации. Конкретной информации она мне не дала. Я даже не уверен, что поведение мальчика, которое она описывает, связано с наркотиками. – Отвечая на скептическую гримасу коллеги, Брунетти пояснил: – Парню пятнадцать, он стал угрюмым, замкнутым…

Клаудиа кивнула, выражая понимание и согласие.

– Странно, но большинство родителей, с которыми мне доводилось общаться, хотят услышать, что этого быть не может, что их дети ни в коем случае не… – Она завершила фразу красноречивым жестом, описывающим все то, что родители не желают знать о своих отпрысках.