Искушение прощением

Старушка выразительно сложила руки перед грудью – такой жест сейчас редко увидишь – и сказала:

– Какой приятный человек! Так о нас заботится!

Тем же тоном, словно добродетель одного человека гарантирует благонравие окружающих его людей, Брунетти сказал:

– Для него большая удача сотрудничать с дотторессой Руберти. Уверен, она тоже прекрасный человек. – И без паузы, чтобы синьора Гаспарини не спросила, откуда ему известно имя ее врача, комиссар добавил: – Моя теща ходит к ней уже много лет и очень ее хвалит.

Гриффони с улыбкой покивала, подтверждая, – правда. Старушка увидела улыбку, но, кажется, успела забыть лицо, на котором она появилась.

– Вы правы, – сказала синьора Гаспарини. – Дотторесса Руберти такая же внимательная, как и дотторе Донато. Делает все, чтобы ее пациенты были довольны.

– Правда? – спросила Гриффони с живым любопытством, которое легко объяснялось ее молодостью. – И что же, синьора, она для вас сделала?

Хозяйка дома хотела было ответить, но внезапно задумалась: а что действительно доктор Руберти для нее сделала?

Эта паника в глазах… То же бывало с матерью Гвидо, на ранних стадиях заболевания, когда она не могла что-то вспомнить.

– Как давно вы ходите к дотторессе Руберти, синьора? – спросил Брунетти у пожилой дамы, как будто вопрос Гриффони вообще не прозвучал.

Наверное, ответить на это было проще, потому что синьора Гаспарини сказала:

– Последние десять лет. Наш семейный врач ушел на пенсию, и его практика перешла к дотторессе Руберти.

Гости синхронно закивали, и, ободренная, она продолжила:

– Она венецианка. Мой отец и ее дед учились в одной школе. – Старушка улыбнулась – возможно, радуясь тому, что смогла об этом вспомнить. – Это выяснилось через пару месяцев, когда я начала ее посещать. Думаю, именно поэтому мы так хорошо понимаем друг друга.

– Конечно, синьора, – тихо ответил Брунетти. – И вы можете быть уверены, что она искренне заинтересована в вашем благополучии.

– Именно! – воскликнула пожилая женщина и с гордостью продолжила: – Поначалу я ходила к ней очень редко, ну, вы же понимаете… В отличие от многих своих сверстниц. И только с годами, когда… когда в больнице мне сделали новые анализы, дотторесса Руберти выписала для меня лекарства.

Синьора Гаспарини умолкла, и Брунетти подумал, а не хочет ли она сама забыть о болезни, не нарочно ли игнорирует эти постоянные подергивания головы? Ему бы это не удалось.

Пальцы старушки оторвались от подлокотников, и она тут же переплела их на коленях.

– В старой аптеке, куда я ходила несколько лет, сказали, что у препаратов, выписанных дотторессой Руберти, есть… Как же это называется? – Она поднесла руку ко лбу. – Забыла слово! Что-то на букву «ж»…

Брунетти увидел испуг в ее глазах и то, как сжались ее губы.

– Может быть, дженерики, синьора? – подсказал он.

– Да, именно так! Конечно! Я как раз вспомнила.

Женщина улыбнулась, даже не пытаясь скрыть облегчения.

– Я сказала своему провизору, что мне надо поговорить с доктором. Дотторесса Руберти ответила, что не все лекарства одинаковы и то, что прописала она, стоит дороже, потому что дает лучший результат. – Она закрыла глаза, словно злясь на собственный возраст и беспомощность. – Вот что они с нами делают! Любыми способами экономят на нас, и не важно, если от этого кто-нибудь умрет.

Брунетти сочувственно улыбнулся, но промолчал.

– На следующий день я пошла в аптеку и сказала, что дженерики принимать не буду. – Синьора Гаспарини была очень довольна, что запомнила это слово. – А когда провизор не захотел меня слушать, ушла. Узнав об этом, дотторесса сказала, что не хотела настраивать меня против этого аптекаря, даже если он того заслуживает – профессиональная этика, вы понимаете. Но раз уж я сама во всем убедилась, она порекомендует мне провизора, который даст мне правильные препараты.

– Слава богу! – прошептала Гриффони.

– Да, слава богу! Они спасли мне жизнь! – Но вместо благодарности в голосе синьоры Гаспарини прозвучала тревога, словно эта ситуация лишила ее сил и мучит до сих пор.

– Так вы и стали клиентом доктора Донато? – спросил Брунетти с подкупающей непосредственностью, как ребенок в конце увлекательной сказки.

– Да, и это лучшее, что могло со мной случиться. Теперь у меня есть замечательный врач и фармацевт, которые пекутся о благополучии пациентов!

25

Когда полицейские вышли на улицу, день уже клонился к закату, а значит, скоро начнет холодать. Гриффони подняла воротник жакета и скрестила руки на груди – так она и шла до самого Риальто. Возле «Риццардини» Брунетти предложил ей зайти и чего-нибудь выпить, и она ответила: «Да, кофе». В крошечной pasticceria[74] они заказали две чашки кофе, а Клаудиа еще и порцию cannolo[75].

– Единственное место в городе, где я чувствую себя как дома. По крайней мере, в том, что касается сладостей.

Забрав свои чашки и десерт, полицейские передвинулись к концу барной стойки, ближе к двери.

Гриффони отпила из чашки и поморщилась.

– Что не так? – спросил Брунетти.