— Очень кстати.
— Ниночка, ты вернулась, моя девочка? — услышала я голос тётушки и оглянулась. Софья Гавриловна сияла, мне показалось, она помолодела в моё отсутствие. За ней в прихожую вышел высокий, подтянутый господин. Его внешность служила образцом элегантности. Я сразу догадалась, что этот человек занимает высокий пост и даже в часы досуга не забывает об этом. Княгиня рядом с ним чувствовала себя молоденькой девушкой. Он удивительным образом умел создавать настроение, не меняя выражения лица. Меня этот факт несколько обескуражил. Тогда, в нашу первую встречу, я не знала, что серьёзным он остаётся всегда. Пройдут годы, и он докажет мне — это всего лишь защитная маска в обществе посторонних людей. На самом деле душа у этого человека ангельская, и ему по плечу осчастливить каждого, кто встретится на его пути. Прохор Петрович, так звали знакомого тётушки, по натуре был жизнерадостным и добродушным. В первую нашу встречу я всего этого не знала. Что-то магнетическое притягивало в его лице. Но то, как он смотрел на меня, подсказало — этот мужчина способен на высокие чувства. Его глаза разговаривали со мной, досадно, что беззвучно. Боже мой! Как он смотрел на меня в день нашей первой встречи! Ему хотелось верить. Я увлеклась, вслушиваясь в свои мысли, а тем временем Софья Гавриловна меня окликнула:
— Душа моя, познакомься, мой лучший друг и преданный помощник нашей семьи, Прохор Петрович Федотов. Он же статский советник, одержимый идеями и горячий сторонник благотворительных аккордов, — продолжала перечислять заслуги своего друга Софья Гавриловна. — Что я вижу, ты заулыбалась, радостно мне. Между прочим, покойный муж очень почитал Прохора Петровича.
— Приятно познакомиться, — присела я в реверансе.
— И мне.
Тётушка не знала, чем вызвана моя улыбка. А вот её гость, кажется, догадался.
— Вам бы с моей матушкой познакомиться, она у меня была большой любительницей сбора пожертвований. — Я загорелась, услышав любимую тему. — Всем сердцем помогала неимущим. Вы не представляете, как она красиво и тонко умела убеждать промышленников и купцов. И ей верили, хорошую репутацию в обществе не так просто заполучить. А княгине Ларской все доверяли и относились с поклонением. Тётушка, помните, как говорили о моей матушке? — Вдохновлённая воспоминаниями, я понеслась рассказывать о родимой.
— Если княгиня Ларская взялась за дело — будет толк. Она-то никого не забудет и всем поможет, — процитировала Софья Гавриловна. — Конечно, я помню. Редкая была женщина.
— Кажется, припоминаю, как-то раз судьба нас свела с вашей матушкой, — нерешительно заговорил гость. — Давно это было.
— Возможно.
— А с вами — нет.
— Голубчик, Прохор Петрович, что же вы удивляетесь, Ниночка — юная дева, живёт в белокаменной. Там её отчий дом. В Петербурге ранее не была. После гибели родителей я покровительствую ей. Племянница живёт у меня, сиротинушка моя.
— Сочувствую вам. — Федотов подошёл ко мне, осторожничая, предельно вежливо и ненавязчиво поцеловал руку. Я на ходу перехватила собственную мысль: «Этому человеку не чужды простые человеческие чувства. Он умеет сопереживать».
— Пойдёмте в столовую. Даша поставила самовар. Выпьем чаю. Я после дороги никак не могу согреться.
— Идём, милая, что же ты раньше ничего не сказала, мы заболтались, — отозвалась тётушка. — Прохор Петрович, идёмте, составим Ниночке компанию.
— С превеликим удовольствием.
Вот и жених подоспел…
В один из дней Василька отпустили, и мы поехали с ним по делам.
Вернулась одна, братец отбыл в полк. В прихожей раздеваясь, всё думала о нашей беседе с Васей, когда до слуха моего донеслось из гостиной:
— Я увидел глаза растерянной и беззащитной девочки, обиженной судьбой. Мне так захотелось обнять бедняжечку, прижать к груди и обогреть любовью. Её трепет, искренность в каждом взгляде, движении — сразили меня. Давненько я не встречал таких открытых и чистых людей. Эта девочка не похожа ни на кого. Вынужден сознаться — я влюблён.
— Прохор Петрович, — застыла от удивления тётушка, — голубчик, о чём вы? Она дитя ещё, а вы солидный человек, у которого за плечами большая жизнь. Вам тридцать шесть, если не ошибаюсь? Она вам в дочери годится. Вы шутите?
— Отнюдь. Вы что же, не изучили меня за столько лет нашей дружбы? Я настроен серьёзно.
— Вы ей в отцы годитесь, двадцать лет — немалая разница в возрасте… — недоумевала Софья Гавриловна, всячески скрывая своё возмущение.
— И что? Кто в таких случаях думает о возрасте? Я здоров, полон сил, энергии.
— Поражаюсь вам. Как вы себе это представляете? Она ведь дитя, к тому же неопытная. Вам нужна женщина…
Прохор Петрович не дал Софье Гавриловне договорить.
— Простите, позвольте с вами не согласиться, мой друг. — Он отошёл к окну и задумался. — В одном вы правы. Мы относимся к разным поколениям. И всё же, говорю как есть, сознаюсь в неподдельном страстном порыве, а не в низменном удовольствии: целуя Ниночке руку, я испытал прилив новых сил — впервые в жизни, вы понимаете?
— А как же ваши знакомые? У вас ведь были пассии? — намекнула княгиня.