Я отвлеклась, рассматривая акварельные картины, которые демонстрировали приехавшие на ярмарку молодые художники.
— Нина Андреевна, взгляните, — позвал меня Прохор Петрович. Обернулась и увидела, как в центре площади по столбу карабкался молодой крепкий крестьянин.
— А что он там делает? — спросила у Прохора Петровича.
— Это старинная деревенская традиция, позволяющая парням привлечь внимание девиц-красавиц. Видите, на самом верху подвешены новые сапоги — награда смельчакам. Соревнующийся юноша двух зайцев убивает одновременно.
— И что, девицы-красавицы на это обращают внимание? — заинтересовано спросила у Федотова.
— Представьте, обращают. Юноша демонстрирует свою силу, волю, смелость, смекалку, сноровку. С таким можно хоть на край света, не подведёт.
— Какой своеобразный метод ухаживания.
— У деревенских отношения складываются, следуя народным традициям и воспитанию.
— Мы далеки от них, их жизнь полнокровнее и веселее, — подметила я и загрустила.
— Вы правы.
Шумная ярмарка — совершенно изолированный островок всеобщей радости, оторванный от той жизни Петербурга, которая напоминала кипящий котёл. Здесь и намёка не было на политические баталии, распри, ссоры, сплетни, недомолвки, закулисные игры. В суете и праздничности ярмарки забывалось о несчастных, больных, страждущих, которым так недоставало тепла, внимания и реальной помощи.
Мы оставляли за собой одни ряды за другими, останавливались у лавок, я примеряла роскошные расписные платки с бахромой. Любовалась красочными подносами и глиняной посудой, искусно расписанной народными умельцами. Любо-дорого держать в руках изящный пузатенький горшочек для запекания мяса или картофеля в печи, не выдержала и купила на память. Прохор Петрович был в ударе. Он себя почувствовал молодым, счастливым лишь оттого, что я поехала с ним, видел, как на глазах оживаю, как улучшается моё настроение, и это обстоятельство вдохновляло его.
Атмосфера ярмарки кого угодно могла зажечь, увлечь и увести за собой. Мастеровые приехали со всех концов губернии показать, на что способны золотые руки трудолюбивого человека. В одной лавке умелец подарил мне шкатулочку с удивительной инкрустацией и надписью: «Для тех, кто еще не любил, но в ком живёт мечта».
— Барышня, это вам на память.
Я открыла свой ридикюль, украшенный красивой вышивкой, и поспешно достала деньги. Когда-то этот атрибут женского туалета мне подарила матушка, и я с ним никогда не расставалась.
— Что вы, я куплю. Вот, возьмите, пожалуйста.
Он жестом показал мне, что деньги не возьмёт.
— Поверьте, я не стану богаче от одной проданной шкатулки, а приятное вам сделаю. Вот увидите, она принесёт вам счастье.
— Благодарю вас. — Я смотрела в глаза чужому человеку, и вдруг нагрянули детские вспоминания, во мне проснулась прежняя Нина Ларская. — Не сердитесь, я тоже хочу подарить вам кое-что на память, — сняла с груди цепочку, на которой висел очаровательный ключик. Естественно, предметы были выполнены из золота высшей пробы. Других украшений я не носила.
— Что вы, барышня, — отмахнулся мастер, — я не могу принять такой дорогой подарок.
— Берите, вам говорю. Когда я была маленькой, мне бабушка надела и наказала: «Девочка моя, когда на твоём пути встретится человек с чистым сердцем и щедрою душой, подари ему на удачу этот ключик». Вы тот человек, о котором говорила бабушка. С этого дня ключик будет открывать все двери в вашей жизни, денежки сами постучатся к вам и благословение Господне спустится с небес. Берите, носите и не снимайте. Отныне это ваш оберег. Никогда хворать не будете.
Умелец склонил голову передо мной, положив открытую ладонь на грудь.
— Дозвольте поцеловать вам руку, сударыня, вы тронули моё сердце, — попросил он. Слёзы застыли в глазах — так он расчувствовался. Я приблизилась к умельцу и обняла. Мы стояли вот так, обнявшись, два совершенно чужих человека. А внутренний голос мне подсказывал, что нет, он по духу мне ближе, чем некоторые представители знати. И неудивительно. В нашей семье не делали разницы между дворянами и крестьянами. Я играла и дружила с детьми наших работников как с равными.
— Сударыня, могу ли я узнать ваше имя? — спросил меня Иван.
— Княжна Нина Андреевна Ларская, будем знакомы.
— Мне очень приятно, поверьте. С этого дня буду молиться и благодарить Бога, что ниспослал вас во спасение души.
— Благодарю. Как звать вас, друг мой?
— Иван Доронин.
— Ваня, вот мы и познакомились. Скажите, вы грамоте обучены?
— Как же. Обучены мы.
— Вот вам бумага и карандаш, пишите, где живёте. Выпадет оказия — навещу вас. — Я вырвала из блокнота лист и протянула Ивану.
— Милости просим. — Умелец записал адрес. — Деревня наша недалеко от города. Из Петербурга доедете по железной дороге, а от станции городской к нам можно и на телеге добраться, — растолковывал мне мастер.
— Не заботьтесь об этом, разберёмся на месте.
— А это от меня детям на конфеты. — Прохор Петрович вложил в руку мастера купюру.
— Что вы, барин, не надо.
— Берите и считайте, что Бог послал. Сегодня — день чудес.
Иван отбил челом до земли.