Искушение сирены

Грея же работа вполне устраивала. Он вошел в роль капитана «Кестрела» быстрее, чем натянул позаимствованные блузу и штаны. Власть, словно вторая кожа, давала ему комфорт и спокойствие.

Несмотря на то что произошло между ними, несмотря на его гнев и боль, она чувствовала, что он удовлетворен. Он был доволен тем, что опять под его началом корабль, что он стоит на мостике и работает, а не сидит без дела, и София рада была, что видит его на своем месте, которое его вполне устраивает.

Потому что она любила его до боли. Она хотела, чтобы он был счастлив, не важно, с ней или без нее. И если она больше никогда его не увидит, после того как они бросят якорь, она навсегда сохранит в своей душе этот образ: Грей стоит на палубе «Кестрела» — он сама уверенность, энергия и харизма, — он отдает команды, и матросы ставят паруса, берут рифы, и все это происходит легко и естественно, как движение руки.

Что же касается ее самой, то она приложит все усилия, чтобы забыть эту картину. Неся бадью с таким трудом надоенного молока, она плечом открыла дверь в кладовую, чтобы забрать сухари и солонину для ужина. Слабый свет лился на плотно заставленное бочонками пространство. Громко топая, она ступила на доски пола: один, два, три. Затем она сосчитала до десяти и попыталась не обращать внимания на звуки, издаваемые крысами — шурша, они убегали в темноту. О, небеса, видела бы ее сейчас матушка! В Бате и Брайтоне, вместе взятых, не хватило бы успокоительных капель, чтобы остановить нервный припадок, который бы, без сомнения, вызвала эта сцена.

Когда царапающие звуки стихли, она вошла в кладовку и повернулась, чтобы поставить бадью на ящик.

На ее плечо опустилась рука.

София испуганно вскрикнула, молоко перелилось через край бадьи, облив ей руку и юбки. Но сильные руки тут же обхватили ее за талию и крепко прижали к горячей и мускулистой мужской груди.

— Ты этого хотела? — Хриплый шепот согрел ее ухо. Грей.

Она чуть не потеряла сознание от облегчения. Одной рукой он крепко прижимал ее к себе, а другой оглаживал ее бедра.

— Грей, что ты делаешь? Из-за тебя я пролила молоко, черт побери!

— Оно не пропадет.

София наконец поставила бадью, а Грей, положив подбородок ей на плечо, поднес ее ладонь к своим губам и дочиста, один за другим, облизал ее пальцы. Его язык, горячий и ловкий, прошелся по каждому пальчику, да так, что по ее спине побежали мурашки возбуждения.

— Разве ты не этого хотела? — Их пальцы переплелись и сжались так, что ей стало больно. — Возлюбленный, как в твоих фантазиях, подкарауливает тебя в полумраке конюшни или кладовки. Таится в ожидании своей распутной фермерши.

София оцепенела. О Господи, он видел книгу! Он слегка куснул ее шею, и она охнула.

— Ты… — София тяжело сглотнула. — Ты не имел права смотреть это.

— А ты не имела права изображать меня.

Она почувствовала некоторое раздражение в его голосе, хотя он так и не отпустил ее руку.

— Но не будем говорить о правильном. Неправильные вещи гораздо интересней.

Он крепко прижал ее ладонь к ее груди. Сквозь тонкую ткань она почувствовала, как набухает и твердеет от возбуждения ее сосок.

— Грей.

Она постаралась, чтобы в ее голосе был слышен упрек, но попытка оказалась тщетной. Она таяла в его похожих на тиски объятиях. Его рука крепче обвилась вокруг ее талии, а ее ягодицы прижимались к его требовательно возбужденному естеству. Еще секунда, и последние остатки ее воли улетучатся. Ведь вот уже несколько дней она ждала именно этого. До боли в груди желала, чтобы он заключил ее в свои объятия. Разве не мечтала она вновь почувствовать, как ее обволакивает его сила? Мягкая или жесткая — манеры не имели особого значения. Значение имели лишь его теплота… его прикосновение… его губы…

— Ты думала обо мне, когда лежала на своей койке ночью? — Его рука продолжала мять ее пальцы вокруг ее груди, растирая ладонью ее возбужденную вершинку. — Ты представляла, как эти грубые руки трогают твое тело?

Он приложил и вторую ее руку к ее груди. Губами он провел по краю уха и втянул в рот чувствительную мочку. В затылке у нее закололо, и тут же волна возбуждения прокатилась по телу, отозвавшись небывалым томлением внизу живота. Она закрыла глаза, и красные волны чувственности потекли по черному фону, попадая в ритм движений его языка.

Затем его зубы сомкнулись, вызвав яркую вспышку желтого. Она слегка вскрикнула от удовольствия и боли.

— Ты хотела ощутить меня здесь? — Он опустил ее руку вниз и по-хозяйски придавил ее ладонь к лону. Слегка раскачиваясь, София стонала от удовольствия. — Хотела, да? — Его указательный палец вдавил ее палец в мягкие складки. — Да? — Еще один легкий укус.

— Да.

Ее дыхание становилось все напряженнее, воздух имел привкус мускуса.

— Ты представляла, как я прихожу к тебе ночью? А днем, когда ты занималась делами? Ты представляла, как я подхожу к тебе сзади, наклоняю и грубо задираю твои юбки?