Искушение страстью

Он понял, что сказал нечто ужасное, и тут же замолчал, за столом повисла гробовая тишина. Было произнесено уменьшительное имя девочки, о которой никто не смел напоминать. Одна Шанталь не поняла причины этой неловкости и повернулась к мужу.

– Кто такая Бет? – спокойно спросила она.

Готье почувствовал на себе взгляд Шарля. Он снова ощутил себя маленьким мальчиком, когда дядя вызывал страх, взрослые о чем-то перешептывались между собой и еще не стихли отзвуки войны.

– Это сестра Винсена и Даниэля, – наконец проговорил он. – Она… умерла.

Шанталь не стала расспрашивать дальше. Шарль демонстративно закурил за столом, хотя знал, что Клара этого не переносит. Он посмотрел на Готье, Алена, потом на Мари. Затем пробормотал что-то невнятное – видимо, извинился перед матерью – и поднялся. В тишине его шаги гулко отдавались на патио.

– У него был трудный день, – вздохнула Мари. Она всегда поддерживала Шарля, и от нее не укрылась глубокая боль на его лице при имени Бет.

– Простите, – сказала Шанталь.

– Нет, я это должен был тебе рассказать, – ответил Готье, качая головой. – Но это было под таким строгим запретом, что все как будто бы забыли. Не знаю, почему вспомнил о ней… Может, из-за детей…

Он мог говорить что угодно, но перед ним отчетливо возникло смеющееся лицо кузины. Ей было пять, ему девять, она держала его за руку, челка падала на черные глаза. Однажды они с Аленом, Винсеном и Даниэлем сделали домик из роз для ее кукол. Мари с высоты своих двенадцати лет смеялась над ними.

– Ее депортировали вместе с матерью, – вполголоса добавил он.

Шанталь вкратце знала историю Юдифи, но ничего не слышала о маленькой девочке.

– Какой ужас, – пробормотала она и крепко сжала руку мужа.

Клара побледнела – Мари испуганно склонилась к ней.

– Тебе плохо, бабушка?

– Нет, нет… все нормально… это произошло так давно!

Пожилая женщина вымученно улыбнулась, преодолевая страх, охвативший ее несколько мгновений назад. Она видела, как Шарль смотрел на племянников, и боялась, что неизбежное, то, чего она так страшится, все же произойдет. Он молчит уже четырнадцать лет, но однажды он все расскажет: в этом она не сомневалась.

Кузены снова разговорились: пользуясь отсутствием Шарля, они расспрашивали Алена о хозяйстве. Они искренне радовались его успехам, тому, что стало с землями Валлонга, – он был для них хранителем этих земель. Глядя на них, Клара понемногу успокоилась. Эти пятеро были одной семьей, ее семьей, и ничто не сможет их разделить. Она так на это надеялась.

Был почти час ночи, когда Ален вышел из дома. Кузены еще надолго засиделись, после того как Клара и Мадлен поднялись к себе. Угощались медовым отваром и калиссонами, болтали о том о сем. Магали сидела на коленях Винсена, Готье обнимал Шанталь, Мари опиралась на Даниэля. Может быть, их сблизило неожиданное упоминание о Бет, а может, они до сих пор хотели знать все друг о друге. Готье рассказал о больнице и о своих первых операциях, Винсен – о суде, где был самым молодым судьей, потом Даниэль смешил всех уморительными анекдотами: за годы учебы он сохранил прежнее чувство юмора и не превратился в книжного червя. Вместе они вспоминали детство и события, которые, казалось, никто не помнил, но которые всех взволновали.

Ален и не, заметил, как пролетело время, и теперь торопился к Жану-Реми. Он расспросит его о поездке, откроет с ним бутылку ламбруско, будет слушать его рассказы о Венеции и итальянских художниках. И, лежа рядом с ним, будет испытывать то, чего не мог ему дать никто другой.

Он шел по аллее, раздумывая, стоит ли ехать на машине, чтобы добраться побыстрее, но тогда утром он будет лишен удовольствия прогуляться по долинам. Ален был в нерешительности, когда рядом с ним раздался голос.

– Ты уходишь? – спросил Шарль.

Ален остановился как вкопанный, удивленный присутствием дяди. Он увидел его фигуру у стены гаража и горящий кончик сигареты.

– Да…

Молодой человек с раздражением подумал, что Шарль, наверное, стоял здесь весь вечер. Ален не обязан был ему ничего докладывать, но следовало что-нибудь сказать и нарушить тишину; он редко оказывался с дядей с глазу на глаз, а отношения у них были более чем прохладными, и именно поэтому Алену не хотелось сбегать сразу. Утром он с нескрываемым злорадством привел Стюарта, этого мужа-рогоносца, в кабинет Шарля и догадывался, что последовавшая за этим грандиозная сцена вряд ли понравилась дяде.

– Я иду… – начал он.

– К своему художнику, как всегда?

Ален онемел от удивления. Вопрос прозвучал спокойно, без любопытства и упрека. Шарль добавил:

– Странно, что ты до сих пор прячешься. Ведь ты уже не в том возрасте!

В темноте Ален не видел лица дяди и судорожно размышлял: что и как давно известно Шарлю?

– Я не прячусь…

– Да что ты?

– Я вообще скрытный. Просто я…