Искушение Торильи

В феврале, как раз перед ее отъездом в Харроугейт, в замок привезли отличных венгерских лошадок, и она была в восторге, узнавая в сыне того мальчишку, который все время тянул ее за руку в конюшню, когда ему подарили первого пони.

— А леди Верил хорошая наездница? — спросила она.

— На коне она держится превосходно, — ответил маркиз, — и, думаю, сумеет охотиться с моей сворой. Кстати, мне придется заняться охотничьим домиком в Печестершире. — Он усмехнулся. — Холостяцкие вечеринки, которые я устраивал там, отнюдь не улучшили состояния мебели. Кроме того, на женский взгляд, там слишком грубая обстановка.

— Мы с твоим отцом бывали очень счастливы там, — грустно промолвила вдова.

— Как и повсюду, — заметил маркиз. — Только, мама, не надо все время сравнивать меня с отцом, а Берил — с собой. — Он взял ее за руки. — Ты отлично знаешь, что такой милой и красивой женщины, как ты, больше не будет. Поэтому не надо сетовать на то, что я выбираю второй сорт.

— Меня волнует, дорогой мой, лишь твое счастье, — пробормотала маркиза.

— Я уже сказал тебе, что всем доволен.

Тем не менее матери послышалась в голосе сына язвительная нотка.

В нескольких милях от модного харроугейтского курорта, с его водами, дорогими отелями и отдыхающими аристократами, в том же Йоркшире, находилась деревня Барроуфилд.

Расположенная возле Лидса, она являла собою скопище неопрятных и даже зловещих домов и казалась постоянно укрытой тонкой вуалью из угольной пыли.

За пределами деревеньки на холме стояла уродливая церковь из серого камня, а возле нее — столь же неказистый, громоздкий дом викария.

На кухне, мощенной камнем, у старомодной, неудобной печи хлопотала седовласая служанка, всем своим видом напоминавшая няню: она пыталась научить тощую невнимательную девчонку готовить баранью ногу.

— Да пойми же ты, что я тебе говорю, Элен, — внушала она ей резким голосом. — Я в шестой раз повторяю, что мясо нужно все время поливать соком. А ты как будто не понимаешь меня.

— Так я ж делаю то, что вы мне говорите, — отвечала девица с раздольным йоркширским акцентом.

— Ну, это как посмотреть! — отрезала старшая.

Тут она повернула голову, потому что кухонная дверь открылась и молодой голос позвал:

— Эбби! Эбби!

Эбигейл — так звали старшую — обернулась к вошедшей девушке. Светловолосая и голубоглазая, она могла бы показаться самой типичной англичанкой, но от таковой отличалась совершенно невероятной красотой.

Глаза ее, громадные на изящном овальном личике, казалось, вобрали в себя голубизну не весеннего неба, а скорее южного моря.

Нежная улыбка касалась мягкого изгиба губ, словно рассвет, проглядывающий сквозь листву деревьев.

— Что случилось, мисс Торилья? — спросила старшая.

— Письмо, Эбби! Письмо от леди Берил и… Не знаю, поверишь ли ты — она помолвлена и собирается замуж!

— И вовремя, — сказала Эбби с фамильярностью старой служанки. — Ее светлости скоро двадцать один, она имеет успех в Лондоне; я давно ожидала этого.

— Ну что ж, она уже помолвлена, — повторила Торилья. — И представь, Эбби, она приглашает меня в гости.

Торилья расправила лист бумаги и прочитала вслух:

Торилья, ты будешь моей подружкой.

Я намереваюсь ограничиться только одной, чтобы не создавать себе излишней конкуренции.

— Как будто у Берил может быть соперница! — расхохоталась Торилья.

Эбби не ответила, и девушка продолжала читать:

Ты должна немедленно приехать ко мне… как только получишь это письмо. Не задерживайся. Ты должна мне помочь во многом. У меня столько дел, и я рассчитываю на тебя в выборе моей одежды, в планировании моей свадьбы и, конечно, рассчитываю на твое участие в приемах, где люди захотят познакомиться с моим женихом.

— И кто же стал суженым ее светлости? — спросила Эбби.

Торилья повернула страницу.

— Ты не поверишь, Эбби, — со смехом ответила она, — но Берил не назвала его имени! Как это похоже на кузину! Она всегда забывает о самом главном. Предвижу, сколько хлопот свалится на меня, если, конечно, папа… отпустит меня… к ней.

Последние слова девушка произнесла поникшим голосом, и в ее огромных глазах читались сомнение и грусть.

— Конечно же, вы должны ехать, мисс Торилья, — решительно сказала Эбби. — Хотя, ей-богу, надеть вам совсем нечего.

— Об этом я могу не беспокоиться. Мне впору платья Берил, она всегда была щедра и позволяла носить все, что мне нравилось, даже костюмы для верховой езды. — Торилья на мгновение задумалась и вдруг спросила:

— Ой, Эбби, как ты думаешь, мне позволят поездить на лошадях дяди Гектора? Вот бы вновь очутиться на спине чудесного животного!

— Не сомневаюсь, что ваш дядя предоставит вам своих лошадей, как прежде, когда вы были ребенком.

— Больше всего мне не хватало здесь доброй лошадки, — вздохнула Торилья.

— Мне не хватало куда больше всяких разностей, — возразила Эбби, — да и вам тоже, мисс Торилья. Не надо обманывать себя.

И Эбби принялась развязывать тесемки коричневого голландского фартука, предназначенного для готовки; он прикрывал второй, ослепительно белый, который она носила поверх серого платья.

— Я немедленно начинаю собирать ваши вещи!