Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

— Именно поэтому, — перебил Георгий Александрович. — Объясняю. Во-первых, враждебные нам страны, и прежде всего Англия, делают все, чтобы сорвать эти переговоры. Поэтому их первый этап… Ваш этап, Николай Константинович, будет проводиться в строжайшей секретности, конспиративно и… частными лицами. Мы подозреваем, что после того как вы из Индии отбыли в Штаты и вот теперь здесь, в Европе, вас стараются обнаружить спецслужбы… ну… той же Великобритании. Со своей стороны мы предпринимаем превентивные меры, в том числе и охрану вашей персоны. Но и вам надлежит быть предельно осторожным и осмотрительным.

«Он говорит так, — с раздражением подумал Рерих, — как будто уже все решено. Впрочем… Да, решено…» И спросил:

— А во-вторых? «Во-первых» я понял.

— Второе — самое интересное! — в голосе товарища Астахова явственно прозвучал азарт. — Произойдет следующее. Двадцать шестого декабря в порту Марселя вы со своим секретарем Владимиром Анатольевичем Шибаевым… Кстати, у него все необходимые инструкции и прочее. Вы с ним сядете на судно «Катари Мару». Оно отправится в Йокогаму с заходом в Порт-Саид и Коломбо. Средиземного море корабль будет пересекать в рождественские праздники и для заинтересованных лиц не явится предметом интереса: праздная пестрая публика решила провести Рождество в недолгом морском путешествии и в Египте, у подножия древних пирамид.

— Ну, и…— не выдержал Рерих, подумав: «Каков? Сплошное словоблудие».

Астахов был невозмутим.

— Я хочу, Николай Константинович, одного: чтобы вы прониклись атмосферой предстоящей акции. Согласитесь: в ней есть что-то романтическое. — Живописец, нахмурившись, молчал. — Итак, на пароходе «Катари Мару» вы окажетесь с товарищем Шибаевым, уже на палубе к вам присоединится сотрудник народного комиссариата торговли, директор Госторга Александр Павлович Торояновский. Не удивляйтесь: он возникнет среди путешествующих или в облике монаха-иезуита, совершающего паломничество к святым местам, или это опять же иезуит, но с титулом, который едет в Порт-Саид с миссионерскими целями, — Астахов иронически улыбнулся. — Дались ему эти иезуиты! Ладно, решим. Словом, за обедом или ужином вы случайно окажетесь за одним столиком и разговоритесь. Вот и вся советская делегация, которую вы, Николай Константинович, возглавляете. Впрочем, в плавании вас будут сопровождать еще несколько наших соотечественников, правда, незримо. Они могут обнаружиться только при крайней необходимости. На корабле вы увидите нескольких праздных путешественников — японцев, целых восемь особ. Это и будет делегация Страны Восходящего Солнца. И теперь, Николай Константинович, наконец «во-вторых», которого, я вижу, вы заждались. Японцев возглавляет ваш старый знакомец, вполне прилично говорящий по-русски.

— Господи! Да кто же это такой? — Живописец недоумевал. — Что-то не припоминаю знакомых японцев.

— Есуко Мацуоко… Вам это имя что-нибудь говорит? Рерих обладал — прав его научный секретарь Шибаев — великолепной памятью.

— Дипломат в Петербурге, кажется, в двенадцатом году?! — воскликнул он.

— Браво, Николай Константинович!

…И тут, уважаемые читатели, давайте еще раз заглянем в уже цитированную книгу Арнольда Г. Шоца «Николай Рерих в Карелии» и повторим оттуда несколько фраз, на которые я, автор этого повествования, просил вас обратить внимание. Вот они: «Еще один масон и „друг“ живописца Рериха (речь идет о членах ложи розенкрейцеров — ордена розы и креста, в которой состоял наш герой. — И. М.) — Константин Николаевич Рябинин, талантливый психиатр, занимавшийся терапией эпилепсии (Николай Константинович познакомился с ним в связи с болезнью жены)…»

Рябинин познакомил Рериха с японским дипломатом, который к тому же вполне бойко говорил на русском языке. Трудно сказать, совпадение ли это. Но обстоятельства таковы: Есуко Мацуоко был страстно увлечен оккультизмом, восточной мистикой, всем, что было связано с Шамбалой. Все время, пока Мацуоко находился в Петербурге, экзотический японец и Николай Константинович постоянно встречались — им было о чем поговорить, они стали очень близки друг другу…

— Я сразу узнаю господина Мацуоко, — сказал возбужденно Рерих, вдруг почувствовав вкус к предстоящему авантюрному предприятию. — У него характерное лицо, все как бы слегка сдвинуто вправо — рот, нос, глаза. Помню, во время наших бесед я постоянно удивлялся: правый глаз все время наезжал на висок…— «Фу ты…» — Николай Константинович остановил себя. — И кто же теперь мой японский друг?

— Сегодня Мацуоко, — ответил Астахов, — вице-председатель правления Южно-Манчжурской железной дороги, которая связана с концерном «Мицубиси» и, что для нас существеннее, является «крышей» для японской разведки. Но титулы и звания японца в нашей ситуации второстепенны. Важно ваше знакомство… Нам, Николай Константинович, путем многих комбинаций и, не скрою, крупных затрат удалось добиться, чтобы именно Мацуоко, как частное лицо, возглавил японскую делегацию.