Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

Туман медленно, неуловимо медленно рассеивался: далеко над восточным горизонтом расплывчатым розово-желтым пятном обозначалось солнце, проступали треугольники палаток, в которых на ночлег разместился отряд; совсем рядом с собой художник увидел лошадь — она чуткими губами щупала траву, выбившуюся между влажными камнями.

Туман на глазах растекался в стороны, в нем образовались плотные белые сгустки, и было видно, как они невесомо движутся, распадаются на куски — то округлые, то вытянутые. «Похоже на размножение амеб», — подумал Рерих.

Туман исчез на глазах, и было такое впечатление, что он огромное живое существо, которое только и ждало появления живописца, чтобы молча с ним поздороваться и исчезнуть.

К Николаю Константиновичу подошел доктор Рябинин.

— Поторопите людей, — Рерих взглянул на часы: было без четверти шесть. — Завтрак, да побыстрее! Мы выступаем.

— Часовые утверждают: кто-то ночью прошел вперед нас. Монголы ничего не видели и не слышали, но волновались лошади. — Доктор был явно встревожен. — Надо бы проверить: если прошли люди, на земле, на траве остались следы. Но вот туман…

— Ничего проверять не будем! — раздраженно перебил художник. — Полно вам, Константин Николаевич! У страха глаза велики. Лошадей мог испугать шакал, горный медведь, любой зверь. Не будем терять времени…

Он прервал себя, потому что, посмотрев вперед, на юго-восток, увидел чарующую и волнующую картину: на горизонте возвышалась горная гряда с четырьмя вершинами-старцами, пока смутно видимая — туман над ней не развеялся окончательно.

«Какой знакомый туман! — подумал Николай Константинович. — Из тех моих снов. Но скоро он совсем исчезнет, и тогда в бинокль наверно, уже можно будет увидеть ту тропу… Тропу в Шамбалу. Скорее, скорее!»

Отряд Рериха тронулся в путь, когда стрелки часов показывали 6.20.

7.40.

— Господин полковник, они в трех милях от нас!

— Что же, — полковник Чарльз Мелл, командир спецподразделения «Кобра», усмехнулся, — встретим. Мне жаль этого Рериха и его людей. Но приказ есть приказ, не так ли, сержант Стоун?

— Так точно, господин полковник! Осмелюсь заметить: они и пикнуть не успеют.

«Что верно, то верно, — подумал полковник Чарльз Мелл. — Не успеют. Место мы выбрали отменное».

Второй день, следуя по пятам Рериха, полковник высылал по ночам и ранними утрами вперед живописца бесшумную, неуловимую разведку. («Парни специально обучены превращаться в теней и невидимок, — не без самодовольства думал господин Мелл. — Моя школа».)

Конечно, можно было уничтожить отряд в открытом конном бою. Восемьдесят профессионалов-диверсантов, освоивших тактику внезапных ударов, и пеших, и в седле, приемы рукопашного боя, включая восточные методики уничтожения противника молниеносно и бесшумно, — что против них пятнадцать, пусть свирепых, монголов и трое штатских, не то американцев, не то русских? Но бой есть бой, в случае прямого столкновения сторон сопротивление будет оказано.

«Возможны в таком случае потери и с нашей стороны, — рассуждал полковник Мелл. — Я не могу зря рисковать своими людьми. Каждый мой боец — целое достояние».

И вот место для внезапного нападения и быстрой ликвидации противника найдено: правый берег странной реки с почти стоячей водой, там, где он вдруг становится высоким, обрывистым, и до водной неподвижной глади ярдов пять-шесть каменной стены с острыми режущими выступами мокрого гранита, через трещины которого сочится вода. Еле заметная тропа проходит рядом с этим обрывом, и двигаться по ней можно только гуськом, потому что сразу за тропой — нагромождение больших каменных глыб (как будто некто огромный и всесильный специально натаскал их сюда). За этими глыбами начинается гладкое, как доска, песчаное плато.

За камнями и замерли сейчас бойцы «Кобры», получив приказ не применять огнестрельного оружия, а уничтожить врага бесшумно. Все «кобровцы» пешие — лошади оставлены в тылу отряда Рериха, сюда своих бойцов привел полковник Мелл ночью.

Он стоял над самым обрывом к реке, с некоторым удивлением наблюдая за большими золотистыми рыбами; их было не счесть, они медленно, еле уловимо шевеля хвостами, плыли, толкая друг друга боками, в одном направлении — к горной гряде с четырьмя вершинами.

«Когда отряд этого Рериха, — думал полковник Мелл, — вытянется в цепочку напротив камней, я дам команду: „Вперед!“ И ни одного выстрела, парни. В моем отчете так и будет написано: „Объект и сопровождающие его уничтожены без единого выстрела“.

Господин Мелл был тщеславным.

И лишь одно сейчас тревожило полковника, выводило из равновесия: он чувствовал на себе пристальный и враждебный взгляд. Конечно, на него сейчас из укрытий смотрят бойцы подразделения, но они могут смотреть на своего командира только преданно и с любовью. А этот взгляд…

И Чарльз Мелл, стараясь делать это незаметно, озирался по сторонам.

Нагромождение каменных глыб, за ними — гладкое песчаное плато. Пустынность. Ни одного движения, ни одного звука.