Искушение учителя. Версия жизни и смерти Николая Рериха

— О! Многое! Спорт. Я альпинист, первый разряд. И еще…— Студент историко-архивного института засмеялся; у него были великолепные ровные зубы снежной белизны. — Я, Николай Константинович, закончил в Чите, представьте себе, кулинарный техникум и до сих пор люблю приготовить себе и друзьям что-нибудь вкусненькое. А еще люблю цветы, садовые. V моей бабушки цветник!..

— Вот и прекрасно, Саша. Будете, при желании, помогать нашему садовнику. У нас цветов — море. А повар научит вас стряпать всякие индийские экзотические блюда. Вернетесь в Москву…

— Значит, вы меня берете?

— Берем, берем обязательно.

— Ура-а-а! — Саша Валаев захлопал в ладоши, при этом левый его глазик мило косил.

Право, совсем еще ребенок.

14 ноября 1946 года

Москва. Кремль. Кабинет Сталина. Поздний вечер

Вождь в сером кителе, застегнутом на все пуговицы, сидит за письменным столом, вытянув короткие кривые ноги в мягких сапогах. Непроницаем. Смотрит на дверь.

Появился Поскребышев.

— В передней Берия, Иосиф Виссарионович.

— Зовы, Саша.

Лаврентий Павлович почти бежит к столу, чуть-чуть приседая, и оказывается, у него бабья фигура с толстым задом.

— Садысь, Лаврентий. И сразу к делу. Выкладывай!

— Накопал-таки «Косой»! Вот! — Перед Сталиным ложится на стол лист бумаги.

— Точная копия. Обнаружил в папках с документами об их Трансгималайской экспедиции. Обратите внимание на заголовок и увеличение масштаба.

— Вижу! — Дыхание Сталина участилось. — Молчи! Сталин читает: «От Нагчу до (предположительно)

Шамбалы. Масштаб увеличен в 50 раз».

На фрагменте полевой военной карты квадрат, захватывающий города Нагчу, Лхасу и озеро Тенгри между ними. Извилистая линия красным карандашом идет через значки, обозначающие горы, потом — безымянную реку (направление на юго-восток), потом резко поворачивает на восток — через горы, далее по распадку между двух хребтов, через равнинную возвышенность. Красная линия упирается в поперечный горный хребет, пересекает его. И — красная окружность. Запись: «Где-то здесь. Дойти! Дойти!»

— Там…— хрипло шепчет Сталин. — Там Шамбала.

— Но они не дошли? — решается подать голос Берия.

— Не дошли! Кто-то помешал. А мы — дойдем! — В глазах вождя пылает зеленый пожар. — Вот что, Лаврентий… Он по-прежнему собирается вернуться?

— Да. Рерих упрям.

— Надо поддержать его в этом упрямстве. Сделайте навстречу нэсколько шагов. Самых первых. Пусть надеется и ждет. Мы подумаем. — Сталин умолкает надолго. Сует в рот пустую трубку, шумно тянет через нее воздух. — Может быть… Может быть… Но, Лаврентий, есть второй вопрос к твоему «Косому»…

— Он работает. Иосиф Виссарионович, он очень старательный. Он из моего золотого фонда. Просил об одном: не торопить.

— Молодэц! Основательный работник. Мы тоже нэ торопимся. Это товарищ Рерих торопится. Подождем.

17 июля 1947 года

Москва. Кремль. Кабинет Сталина

Ночь. Напольные часы показывают четверть третьего.

Хозяин кабинета медленно прохаживается по ковровой дорожке — задумчив, но морщины на лице расправились; иногда лукавая улыбка кривит губы под рыжими усами.

Он дождался.

Сталин неторопливо садится за письменный стол, поднимает трубку одного из телефонов, набирает номер.

— Берия у аппарата! — В трубке частое напряженное дыхание.

— На спишь?

— Не сплю, товарищ Сталин. Работаю.

— Нэ бэрежешь ты себя, Лаврентий. Бросай работу, приезжай ко мне.

— Сейчас?

— Нэмедленно! Я кое-что решил.

— Еду, Иосиф Виссарионович.

Вождь взял лист бумаги, лежащий на краю стола, — копию неотправленного письма Рериха. Письма, адресованного ему и недописанного.

«Нет, этого „Косого“ надо наградить. Дам ему „Героя Советского Союза“. Так войти в доверие к осторожному, хитрому, как лиса, академику! Поручил разбирать личный архив! — Сталин хохотнул. — Они — „друзья“! Недальновидный человек Николай Константинович Рерих! Друзей на этой земле не бывает».

И он — в который уже раз — перечитывает копию недописанного письма:

Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович! Великий генералиссимус!

Сейчас, когда священная Отечественная война подходит к победному концу, когда доблестная Красная армия на подступах к Берлину, я особенно ясно понимаю: это промысел Высших сил, что Вы возглавили российское воинство в тяжкую и грозную годину. Вы ведете Россию к блистательной победе. Слава Вам!

И я горд, что мое отечество — государство, у которого есть такой Вождь!

(Дальше Сашей Бадаевым четко, кратко, по-военному написано: «Зачеркнуто три абзаца. Разобрать невозможно»)

После Вашей Победы будет новая Россия, новая Европа, новая Земля. Вы за годы Советской власти уже создали Великую Россию, собрав вокруг Москвы всероссийские территории, разбежавшиеся было в лихолетье революции и гражданской войны. Собрали и — приумножили. Слава Вам, товарищ Сталин!

Однако, уверен я, после Победы прирастет Россия — Вашими усилиями — новыми землями. Не скрою от Вас, Иосиф Виссарионович: я вижу Вашу исполинскую фигуру на троне сначала всеевропейской державы, а потом, может быть, и всемирной…