Граф напился персикового бренди и рассуждает вслух, рассказывает, как видел где-то на равнинах Англии человека, который, привязав себя к некой крылатой конструкции, с разбегу подпрыгнул и пролетел сразу несколько ярдов. Я же хочу поведать, каково это — падать со сложенными крыльями, обратившись лицом вниз, к дымке над морем, холмами или горной расселине, когда можно прочувствовать скорость падения, когда все сначала видится нечетко, затем проясняется, и тогда ты мгновенно останавливаешься, раскрыв крылья. Небо резко появляется над головой, а сила притяжения земли пытается достать тебя, подобно голодному пламени.
Однако ты, Собран, все знаешь. Я столько раз проделывал это у тебя над головой.
Отчаяние — как сила притяжения. Голоднее адского пламени. «Ты никуда не денешься от меня», — говорит оно.
1843
L’EMONDAGE
[44]Июнь 1843 г.
Терпеть не могу связок в истории.
Думаю о времени, которое провел в молчании или в тайных беседах. Невозможно описать весь мой путь, не рассказав обо всех шагах в отдельности, поскольку каждый зависит от предыдущего, а мои «почему» и «потому» столь же бесчисленны, сколь бесчисленны атомы в запахе, что тянется за нами невидимым шлейфом.
Прежде чем писать, где я, надо рассказать, что же случилось. Но как хочется опустить историю с полетом…
О полете. День выдался замечательный, безветренный. Мы все поднялись на рассвете, и я убедил графа запустить меня на крыле с утеса, на котором стоит принадлежащая его семье башня и откуда он раньше запускал летательные конструкции без людей. Под утесом на несколько миль простирается лес.
Помощники привязали меня к крылу. Во взгляде мальчишки читалось туповатое обожание, словно я спасал ему жизнь. Граф закрепил мои руки в перчатках лесками, проходящими через блоки. Он удивлялся, откуда у него чувство, будто с моей стороны полет — это акт веры, а вера в машину с его стороны незначительна, хотя верить он должен, иначе не отпустит меня.
«Вы верите, что крыло полетит?» — спрашивал я. «Не знаю, но верю: полетишь ты. Я околдован твоей верой в удачу и убежден: лететь должен ты, и только ты. Без тебя крыло упадет. Поражаюсь, как тебе удалось заставить меня проникнуться чем-то ненаучным».
Потом граф добавил: он, дескать, не должен позволять мне совершать этот прыжок веры. «Я не взял ваших денег, — напомнил я ему. — К тому же не служу вам. Я просто ученый, как и вы. Только легче. Вот в чем смысл».