Джайлз переоделся в спортивный костюм, прислушиваясь к всеобщему ворчанию, и подумал, что это будет даже здорово: ничего сложного, никаких тебе мячей, которые нужно ловить или бросать в нужном направлении, просто беги и беги себе за тем, кто впереди. Только впереди никого не оказалось. Он обнаружил, что один бежит по краю поля, совсем не запыхавшись после первых пятнадцати минут бега, и вынужден был остановиться только потому, что мисс Ходкинс, сопровождавшая учеников, крикнула ему, выбиваясь из последних сил:
— Это не гонки, Литтон, уймись наконец!
Здорово она запыхалась, заметил Джайлз, даже лицо стало пунцовым. Он неохотно дождался ее, попробовал держаться позади, но снова мигом ее обогнал. Мисс Ходкинс сказала ему, что теперь, когда они были уже на лесной дорожке к дому, он может бежать впереди. У школы Джайлз оказался на десять минут раньше остальных.
Бегом стали заниматься дважды в неделю. После второй недели Джайлзу позволили держать удобную для него скорость. Славно было бежать совсем одному по полям и лесам, погрузившись в свои мысли, и никто его не дразнил, никто на него не кричал. В середине семестра мисс Прентис, спортивная, веселая девушка, обрученная с капитаном артиллерии, предложила директору школы ввести тренировки по легкой атлетике. Прежде такой практики в школе Святого Кристофера не было. Но мисс Прентис сказала, что ее жених выиграл золотую медаль по бегу в Оксфорде и утверждает, что это занятие оздоровляет тело и закаляет дух. Директор недоверчиво посмотрел на нее: как он считал, тела и дух мальчишек едва ли нужно оздоровлять и закалять, но второй довод — о том, что тренировки помогут заполнить отведенное под спорт дневное время, — убедил его.
— Мне кажется, это будет лучше, чем крикет, на который их как-то водил мистер Хардакр. Крикет не столь… энергичен, детям скучно. И я с удовольствием займусь с ними бегом. Я сумею. Я наблюдала, как это делают мои… братья. — Здесь голос девушки дрогнул: оба ее брата погибли, один на море, другой на поле боя. И больше из сострадания к ее горю, чем из убеждения, что мальчикам совершенно необходима легкая атлетика, директор согласился.
Джайлз просто влюбился в этот вид спорта: он легко перелетал через барьеры и на коротких дистанциях в сто и триста ярдов был столь же скор, как и на длинных. В конце второго семестра на спортивных состязаниях с другой школой он выиграл все забеги и испытал невероятное удовольствие, когда на вручении призов его пришли поздравить одноклассники. Самое плохое осталось позади; на каникулы домой в Эшингем он вернулся почти счастливым и ежедневно проводил дружеские забеги с Барти и близнецами. Джей, которому уже исполнилось два года, ковылял за ними на маленьких толстых ножках. От напряжения лицо его багровело, но он крепился и не плакал, даже когда падал по десять раз подряд.
Джей был крупным ребенком, полным энергии. Он обожал Барти и следовал за ней повсюду, куда бы она ни шла, старался усесться рядом с ней за столом, а ночами часто пробирался к ней в комнату и спал на кушетке в ногах ее кровати, как маленький преданный пес. Внешне, как утверждала ММ, он в точности напоминал отца: те же каштановые кудри, темно-синие глаза, широкая челюсть, та же манера серьезно относиться к вещам и так же внезапно расплываться в изумленной улыбке.
— Ну хоть бы кто из моих детей был похож на Оливера, — с тоской говорила Селия, — как было бы хорошо, но ты посмотри на них — ну все темные, все вылитые Бекенхемы. Так нечестно.
Глядя на ММ и Джея, Селия поражалась. ММ более походила не на мать, а на женщину рядом с возлюбленным. Она смотрела на сына обожающим взглядом. Стоило ему появиться, как она немедленно отрывалась от всего, чем бы ни занималась и о чем бы ни говорила, и сводила на него любой разговор, о чем бы ни шла речь. Но ММ не баловала Джея и не вела себя с ним по-глупому, напротив, была с сыном куда строже, чем Селия со своими детьми, особенно с близнецами. Если мальчик капризничал и не слушался, мать сурово выговаривала ему, но никогда не шлепала по попке — ММ была ненавистна грубость и физическая агрессия. Дороти, няне Джея, тоже настрого запрещалось бить ребенка. Кроме того, шлепки, как утверждала ММ, приводят к обратным результатам. Однажды она увидела, как Селия нашлепала Венецию по рукам, заметив, что девочка таскает за хвост кота.
— Ты требуешь от ребенка не обижать других и тут же обижаешь его самого. Не совсем логично, тебе не кажется? И по-твоему, ребенок усвоит этот урок?
Селия, застигнутая врасплох таким замечанием, резко ответила, что, на ее взгляд, это очень даже логично: теперь Венеция запомнит, как неприятна даже самая маленькая боль, и никогда больше не станет мучить животных. Кроме того, Селия прибавила, что если бы ММ довелось воспитывать четверых детей, а не одного, она сочла бы нужным подвергнуть свои педагогические идеи суровому пересмотру. Однако позже, поразмыслив, Селия признала, что ММ, пожалуй, во многом права.