Искушения Господа нашего Иисуса Христа

52. На искусительное предложение диавола обратить камни в хлебы Христос отвечал: написано ; не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих (Втор. VΙΙІ, 3). Такой ответ, Христа при механическом сопоставлении с повествованием, из которого он заимствован, кажется по меньшей мере непонятным. В самом деле, что касается еврейского народа, то; Господь питал его манною, чтобы показать, что человек живёт не одним хлебом, но всяким словом Божиим. Христос же, отказываясь от чудесного удовлетворения голода, приводит те же слова, что не одним хлебом живет человек. Ведь только в том случае, если бы искупительное предложение относилось к удовлетворению голода именно хлебом, ответ Христа в его механической связи с повествованием об искушении Израиля имел бы смысл — тот смысл, что не хлебом только может Бог напитать человека, но и манною и другими чудесными средствами. Но такой смысл совершенно не согласуется ни с содержанием искушения, ни с отречением Христа от всякого чудесного удовлетворения Своего голода. Сколько недостойно было бы Христа, если бы речь в первом искусительном предложении диавола шла только о насыщении, столько же и даже еще более была бы недостойна Его победа над искушением, если бы она состояла в отречении только от хлеба, как от одного рода пищи. — Чтобы понять ответ Христа, нужно вникнуть во внутреннее значение истории сорокалетнего странствования еврейского народа. Господь Бог вел еврейский народ по пустыне сорок лет, чтобы смирить его, чтобы испытать его и узнать, что в сердце его, будет ли соблюдать заповеди Его или нет. Господь смирял его, томил его голодом и потом питал манною, чтобы показать что не Одним хлебом живёт человек. Из того, что одежда не ветшала на евреях, они должны были узнать, что Бог учил их, как человек учит своего сына (Втор. VIII, 2–5). Эта история сорокалетних отношений Бога к Израильтянам была с одной стороны уничижением или усмирением израильтян, с другой, удостоверением божественной любви к ним. И то, и другое имело условное педагогическое применение. Господь вёл Израиля по пустыне, томил его голодом и жаждою, чтобы смирить его, — чтобы приучить его к тому смирению, о котором говорит св. Иоанн Златоустый. для порождения такого смиренномудрия в человеке вообще достаточно естественных немощей и общечеловеческих страданий. Но для уничижения народа жестокосердого, каким был еврейский народ, Промысл Божий употреблял нарочитые средства — сорокалетнее странствование, голод, жажду т пр. Подобно и в целях свидетельствования Божией любви к Израилю Господь применял также нарочитые средства — чудесное питание манною, неветшание обуви и пр. Но как богоизбранничество евреев, для удостоверения которого Господь применял нарочитые средства, не составляло последней цели (оно должно было послужить приготовлением к воплощению Единородного Сына Божия и к богоусыновлению всех людей); так и исключительное чудесное промышление о человеке не может быть всеобще–нормальным отношением Бога к человеку. Смирение и вера в свое богоизбранничество, богосыновство, которые воспитывала в Израиле история его сорокалетнего странствования и в каждом человеке воспитывают естественные ограничения и страдания жизни, в свою очередь должны стать началом свободной человеческой деятельности, по смыслу приведенных выше слов св. Иоанна Златоустого. Вера и смирение должны встретиться с ограничениями и страданиями и победить их своею силою — смиренным терпением и упованием, полною преданностью воле Божией, чтобы затем действительно пустыня расцвела — не в смысле внешне- сообщенного блага, а по закону веры, в том смысле, что сам человек смотрит уже не на видимое, а на невидимое. Сам человек должен внести во внешнюю природу оживотворяющие ее силы. В деле божественного Промысла уничижение и чудеса служили началом, приводившим человека к вере, как ближайшей цели; в деле свободной человеческой деятельности начало принадлежит вере, которая должна победить страдания преданностью воле Божией, чтобы подготовить почву для действия благодати Божией, созидающей богосыновнее достоинство человека и освобождающей природу от рабства тлению. В этом смысле апостол Павел пишет, что тварь ожидает откровения сынов Божиих в надежде, что сама она освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих, (Рим. VIII, 19. 21). — Такою–то преданностью воле Божией отвечает Христос на искусительное предложение диавола. Он повторяет слова: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих, отказываясь от всякого чудесного удовлетворения потребностям Своей человеческой природы, от всякого самовольного прекращения ограниченности и страданий жизни ради личного благополучия или видимой славы. Человек живет не одним хлебом — не удовлетворением требований природы во имя личного счастья и внешнего совершенства, не самопроизвольною борьбою с природною ограниченностью и страданиями, но всяким словом Божиим — всецелою преданностью слову — воле Божией, покорно–радостным перенесением страданий жизни, с верою и упованием, терпением и смирением. Такой ответ каждому человеку предписывает смирение и терпение, а в устах Христа он указывает на Его свободное уничижение до общечеловеческих условий жизни, от которых Он не хотел освободить Себя силою Своего всемогущества.