Искушения и искусители. Притчи о великих

Вера Павловна, пытавшаяся убить себя. Чудный украинский пончик, белая кожа с голубыми тенями, карие глаза, лучших женщин Бог, увы, пока не придумал. Пухивочка навсегда, сколько бы ей ни образовалось лет. Старательное украинское воспитание. С младых ногтей — художественная гимнастика, это и сейчас видно, при желании может, откинув голову, осмотреть себя сзади. Гад буду, ее и музицировать учили, повзрослев, она должна была стать порядочной женщиной из хорошей семьи. Правильная речь, умение делать Борщ — Пальчики Оближешь, дети, в свою очередь поглощенные гимнастикой. На заднем плане, в неприкосновенным запасе, пианино.

Срывающимся шепотом она сказала, что скоро придут девочки, вернется муж и она уже не может, да и не хочет больше говорить об этом. Увы, любая трава нуждается в предварительной разминке. Тут нужно хотя бы минуту говорить самому. Медленно, чтобы дошло все. «Я не займу у вас времени вовсе, — сказал я загробным голосом. — Я все уже знаю. И не хочу причинять вам боль. Но мне необходима ваша помощь. Помогите мне! Помогите понять, как это можно, зная, что твои обвинения ложны, снова и снова продолжать их писать, подписывая? Зачем, почему? Что это, болезнь? Вы имели несчастье работать с этим человеком. Вы с ним разговаривали. Помогите мне понять. И больше вы не увидите меня никогда. Ссылаться на вас я не стану».

— Господи, да мне уже все равно, — заговорила она механическим голосом. — Да, мы работали вместе. Вы знаете, он никогда мне не нравился как мужчина, я его просто не видела, но работник он неплохой, тороплив только, у нас ведь платят за каждый сценарий, и он очень много писал. Иногда показывалось в нем и вдохновение. На какой-то миг, вспышкой. Нет, он не страдал шизофренией. Хотя не знаю. У творческого и у больного человека возбуждение похоже. У него были семейные неприятности. Вечно нужны деньги. Он их все время считал. Скупой от бедности. Мне было его иногда жалко. Да. Вот поэтому я не возмущалась. Я-то обеспеченный человек. Но я — женщина. А он мужчина. Нет, он иногда пытался вести себя как мужчина. Мог цветы подарить. Ну, какие там цветы, сорвет где-нибудь. Или мороженое принести, положит мне на стол, на тарелочке. А иногда он вел себя, простите, просто как баба какая-нибудь. Мог оскорбить уборщицу, наорать на нее. Сплетничать любил. Знаете, с таким смаком вдруг расскажет гадость про какого-нибудь общего знакомого. И юмор был у него ужасный. Сальный. Да, сальный. Такой, ниже талии. Он и с женщинами вел себя так, будто они существа заведомо грязные и, простите, только и думают об одном. Зато сам-то он ничего не боится и смело проговаривает как бы за женщину, как бы ее потаенные желания. Может быть, он считал, что так подтолкнет ее на более короткие отношения? Эти вечные намеки! Понимаете, он как бы показывал каждой женщине, что с ним ей, грязной, можно не стесняться. И, видимо, кто-то откликался. Потому что иначе он бы не стал это продолжать. Видимо. Хотя не знаю, какой надо быть, чтобы это принимать.