Искуситель, или Весь мир к моим ногам

Робко я ответила на поцелуй и обвила руками его шею. В глазах были льдинки, но они растапливались. Эти холодные умные всепонимающие глаза становились другими, и я сомкнула ресницы – мне не хотелось обмануться.

– Посмотри на меня! – услышала я шепот. – Почему ты не смотришь?

Я открыла глаза и утонула в этих зрачках… Теплое золото плавилось в них, и я судорожно вздохнула. Любовь – самое безнадежное и гибельное чувство, потому что именно в любви мы становимся другими. Мы отрекаемся от себя прежних и приходим к чему-то иному… Эта нежность пугала меня – то напряжение, та борьба, которые были непременными спутниками на протяжении всех моих прошлых лет, куда-то уходили, и я становилась непривычно мягкой – той, какой я никогда не была раньше.

«Я расскажу ему о сыне и о том, что мне дали задание его убить! Он поймет меня, и мы вместе что-нибудь придумаем. Он обязательно найдет выход из самой запутанной ситуации!»

Я крепче прижалась к Андрею и замерла. Время словно замедлило свой ход. А я вбирала в себя и эту комнату, и солнечный свет, струившийся из неплотно задернутых занавесей, и уже проснувшуюся набережную; мне кажется, я слышала мерное постукивание спиц в руках женщин, вязавших ажурные кофточки и салфетки; вспомнила пугливых кошек, исчезавших и появлявшихся внезапно, cловно ниоткуда, и необыкновенно прозрачную воду, такую кристально чистую, что при одном взгляде на нее сводило от холода скулы, она почему-то представлялась ледяной… Мои чувства, ощущения были обострены. Мужчина меня целовал… наслаждение, которое притаилось во мне клубком, готово было вспыхнуть в любой момент огненным вихрем.

Я ощущала его напряжение и чувствовала, что ему стоит больших трудов сдерживать себя. Он не хотел быть грубым или жестким, я понимала его: отголоски прошедшей ночи бродили еще в нас вином, удивляя странностью и непохожестью на другие ночи… Я решила помочь ему и положила руку на его плоть. Я и сама уже дрожала от нетерпения – эти томительные дразнящие ласки сводили меня с ума, и мне с трудом удавалось контролировать себя. Андрей провел рукой по моему телу, и как будто раскаленные угольки рассыпались по обнаженной коже. Я закусила губу. Он коснулся пальцем губ, и я поймала его большой палец зубами.

– Попался! – вырвался из меня хриплый шепот.

– Не совсем! – рассмеялся он. – Мы же не торопимся. Правда?

Он то ли дразнил меня, то ли проверял на прочность… Мужчины – они такие, с ними никогда ничего не знаешь наверняка. Я подумала, что каждый настоящий мужчина оставляет на теле и в душе женщины невидимые ожоги и шрамы, которые залечиваются с трудом, а есть и такие, которые остаются навсегда. Как печать или клеймо.

– Да. Не торопимся. – Голос был не мой, и слушала я его словно со стороны. Я обхватила руками его тело. Оно было поджарым. Я исступленно гладила его спину, cпускаясь постепенно к ягодицам…

Он нажал пальцем на мой сосок.

– Я… не могу, – прохрипел он.

– Я тоже.

Наши тела взвились почти одновременно: он накрыл, расплющил меня, и каждый его удар во мне откликался сладкой дрожью. Было страшно, что все это когда-нибудь кончится, мир вернется в свою колею, примет прежние очертания.

Все ощущения были какими-то новыми, остро-колкими, яркими, и я, уже предчувствуя оргазм, крепко зажмурила глаза – мне казалось, взрыв, который зреет в нас, вскоре разнесет все вокруг в клочья…

Андрей зажал мне рот поцелуем, и мой стон захлебнулся… Он будто пил этот мой долгий стон, вбирал его в себя.

Последняя дрожь, и последний крик-стон…

Захаров лег рядом и шумно выдохнул.

– Вау! – Его глаза смеялись, и он взъерошил себе волосы. – Вау! Это было потрясающе.

– Да… – Я отвернулась, и почему-то слезы хлынули из глаз.

– Ты плачешь? Почему?

– Не знаю. – Я села на кровати и вытерла торопливым движением слезы. – Сама не знаю почему… наверное, просто так.

Он вмиг посерьезнел.

– Просто так ничего не бывает. Ты боишься, что все скоро кончится. И жизнь снова пойдет по-старому?

– Наверное. Я и правда боюсь.

– Ну, во-первых, никогда нельзя утверждать что-то со стопроцентной уверенностью. А во-вторых, ты нужна мне. Как ни одна женщин до этого.

– У тебя все девушки значительно моложе тебя, ты слывешь любителем молодого тела.

– Слыл… Это было вчера. А сегодня – это сегодня. У меня нет привычки жить вчерашним днем.

– И кто тебе поверит?

Он обернулся ко мне, и в глазах полыхнуло холодное пламя.

– МОЯ женщина ОБЯЗАНА мне верить!

– Ну вот, ты уже кричишь на меня. Милая сценка!

– Прости! – Он нагнулся и поцеловал меня в щеку. – Прости!

Он вскочил и стал одеваться.

– Ты куда? – испугалась я.

– Вообще-то хочу выйти на улицу и позавтракать вместе с тобой на веранде.

– Подожди меня здесь.

– Я и не собирался никуда выходить без тебя, – ответил он, несколько удивленный моими словами.

А я думала, пока одевалась. Мне ужасно хотелось рассказать Захарову о задании, которое дал мне Мирон. Я не знала: благоразумно ли это, но так хотелось облегчить свою душу этим признанием…

Одежда была мне несколько велика.

– Выглядишь, как лондонский хиппи.

– Это плохо?