– Есть много способов, которыми я мог бы поставить тебя на колени, дорогая наследница, но я благодушно пытаюсь дать тебе шанс устоять на ногах. Возможно, я не могу заставить тебя, но твой отец может, и он сделает это.
– Мой отец считает, что твоя семья ниже нас, и это так.
Он кивает, не отрицая факта.
– Да, но не тогда, когда ему нужно обратиться к моему отцу за небольшой помощью. За той, на чем специализируется моя семья.
Я не то чтобы удивлена. Отец всегда использует все доступные ему ресурсы. Кто бы этого не сделал? Но то, как Оливер говорит это: как будто шантажирует, действует мне на нервы.
– Какой толк от лакея, если его нельзя использовать?
– О да, у тебя же есть опыт, не так ли? Как поживает твой темноволосый мальчик-лакей? Или твой папочка его прогнал? Или, может быть, – я просто рассуждаю, – мальчик получил именно то, что хотел, от
Ярость клокочет в груди. Как он смеет говорить о нем и упоминать мое прозвище?! Но я справляюсь с гневом.
Выдавив из себя тихий смешок, подхожу ближе, пока моя грудь не прижимается к его груди. Зрачки Оливера расширяются – какой же он жалкий мальчик! Он может быть сильным и умным, иначе мы бы не приняли его в Общество Грейсон, но он вовсе не тот человек, которого стоит бояться и от которого стоит убегать.
Его пристальный взгляд направлен на меня, он ждет, что я смягчусь и дам ему то, за чем он сюда пришел, – себя.
И я действительно даю ему себя, но ту версию, которую выбираю сама.
Беру его за руку, слегка – слегка! – сжимаю, и его губы дергаются, как будто он уже победил, но затем бросаю нас обоих в воду.
Он хватает меня за талию, глаза у него испуганные, но я в своей стихии и быстро тяну его ко дну. Он борется, его короткие ногти впиваются в мое предплечье, но я не чувствую боли. Мое преимущество в том, что я могу задержать дыхание на очень-очень долгое время. Оливер же никогда не занимался плаванием, и ему, конечно, худо.
Я держу его под водой еще несколько секунд, потом отпускаю, стукнув ногой по позвоночнику. Всплываю и выпрыгиваю из бассейна, прежде чем он очухается.
Хеншо хватает ртом воздух, давится, посылая мне убийственные взгляды, а потом с ужасом смотрит на драгоценную семейную реликвию у себя на запястье. Надеюсь, ей пришел конец.
– Похоже, занятия не научили тебя элементу неожиданности, верно?
Сплевывая воду, Оливер медленно подплывает к лестнице, его рюкзачок все еще у него на спине.
– Ты пойдешь со мной на этот благотворительный вечер, и, если мне придется взять все в свои руки, в стороне от твоего и моего отца, я это сделаю.
Я наклоняюсь к нему, чтобы показать, что во мне нет ни капли страха.
– Если мне придется уничтожить тебя за то, что ты угрожаешь мне или моему отцу, то я сделаю это с превеликим удовольствием и в присутствии зрителей. Не забывай свое место, малыш Хеншо, как и о том, что я могу отбросить тебя одним щелчком, и ты ни черта не сможешь с этим поделать.
Его глаза темнеют, усмешка ядовита.
– Вот тут ты ошибаешься, милая принцесса. Мы с отцом и раньше заставляли кое-кого исчезать, а уж крупицу гордости за свою семью я без труда сотру с твоего хорошенького личика, если ты бросишь мне вызов. Я бы посоветовал тебе этого не делать.
Он вылезает из воды, и я встаю рядом, мы оказываемся нос к носу.
– Обязательно передам твои слова моему отцу.
Я собираюсь уйти, но он хватает меня за руку. Я могла бы легко вырваться. Могла бы разбить ему лицо, мечты и все остальное, но я этого не делаю. Я хочу посмотреть, как далеко он зайдет, потому что это скажет мне больше, чем любые слова. Когда его хватка усиливается, я не двигаюсь с места.
– Отлично, – выдыхает он. – Я заеду за тобой в восемь.
На его лице появляется улыбка, такая уверенная и наглая, что я едва сдерживаюсь. Если бы он мог услышать быстрое биение моего сердца, он бы понял, что заманил меня в ловушку, и теперь у меня голова идет кругом. В ней сталкиваются миллионы мыслей, но ни одна из них никуда не приводит.
Ясно только одно.
Семейка Хеншо что-то имеет на моего отца, и это единственная причина, по которой я говорю:
– Я надену красное.
Бас
Опускаюсь на потрепанное больничное сиденье и, кажется, в сотый раз за неделю морщусь, когда мои ребра дают о себе знать. Ушибы, но не переломы, насколько я могу судить, а я-то знаю разницу.
Левый глаз немного припух, в висках сильно стучит, но я не обращаю внимания ни на это, ни на крошечные осколки стекла, которые все еще сидят у меня в шее.
Рядом со мной приземляется пакет со льдом, и я вижу Мэддока Брейшо, одного из трех моих боссов. Он выглядит примерно так же хреново, как и я, но по совершенно другим причинам.
– Куда ты убежал? – спрашивает он. – Куда ты
– Откуда ты знаешь, что я убегаю? – приподнимаю бровь, игнорируя лед, который он предлагает. – Ты когда вернулся? Полдня назад?
Он хмурится, но кивает, не отрывая взгляда от двери больничной палаты, где находится его девушка.
– Спасибо, что присмотрел за ней.
– Я же говорил, что присмотрю.