– Напиши… Антон, – в голосе старого художника зазвучали просительные нотки, – а ты мне с машиной не поможешь?
– А что с ней не так? – я слегка встревожился.
– Масло надо заменить! А то уже черное, как смоль!
– А, это я умею! – мне стало поспокойней.
– Держи тогда! – засуетился Юрий Михайлович. – Вот ключи от машины, а вот от гаража. Масло прямо на верстаке, в алюминиевой канистре, а промывка – в пластмассовой.
– А вы как, без машины?
– Гулять полезно, хе-хе…
Проводив Кербеля, я покрутился по мастерской, взбудораженный, мысли всклокочены… И, как заезженная пластинка, идут на ум названия фильмов про Джеймса Бонда.
«Жизнь дается лишь дважды»… «Никогда не говори никогда»…
– Хватит тебе мусолить! Как дерьма в рот набрал! – прикрикнул Подгорный на благообразного помощника. – Даже бабка моя умела, чтобы с чувством, с толком, с расстановкой! – остывая, он развернулся в сторону Врублевского, скромно притулившегося в уголку: – Как-то деятель из сельсовета к ней заявился – подписывать пришел на госзайм. Он и так, он и сяк, он и жо… задом об косяк! Талдычит всё, чего бабке от советской власти перепало, а та ему: «Ты не агитировай, а формулировай, скильки трэба!», – хохотнув, Председатель Президиума Верховного Совета жестко добавил: – Так что кончай меня агитировать! Формулируй, давай!
Трепещущий помощник пролепетал:
– Николай Викторович, я звонил товарищу Зимянину[5] и в вежливой форме потребовал, чтобы в отчете о вашей встрече с избирателями написали: «Президент СССР Подгорный»…
– И что? – зло выцедил Председатель Президиума. – Послал?
Помпред замешкался, но затем, испугавшись начальственного ора, вытолкнул упадающим голосом:
– Сказал, что по Конституции СССР такой должности нет…
Подгорный витиевато выматерился, и резко махнул рукой помощнику: сгинь!
Врублевский моргнуть не успел, а дверь в приемную уже тихонечко прикрывалась за благообразным. Ишь, как вышколили…
Николай Викторович раздраженно вскрыл пачку сигарет. Сломал одну цигарку, прикурил другую и, выпустив дым, забурчал, глядя исподлобья:
– Видал, с кем приходится работать? Не передумал еще в помощники идти?
– Нет, – последовал хладнокровный ответ.
Успокаиваясь, Подгорный присел к длинному столу, застеленному зеленой скатертью, поближе к тяжеленной хрустальной пепельнице, полной окурков. Лицо у Председателя Президиума умиротворенно разгладилось, принимая обычный, хотя и нездоровый цвет, близкий к свекольному. Его седые, приглаженные назад волосы открывали высокий залысый лоб, рисуя ауру большого ученого, а очки придавали надуманному образу строгую законченность. Небрежно пролистав бумаги, хозяин кабинета затянулся, втягивая щеки и щуря глаза – кончик сигареты накалился красным.
– Виталий Константинович… – протянул он с приветливым равнодушием, выпуская дым, чем напомнил Врублевскому усохшего огнедышащего дракончика, мелкого и пакостливого. – А что ж так-то? Со Щербицким, что ли, не сработался?[6]
– Нет, – мотнул головой Виталий, – тут другое. Вэ-Вэ[7] слишком завязан на Украине. В Киеве он на своем месте, а вот мне охота быть в центре событий. Вот и всё.
– Где-где? – визави собрал на лбу недоуменные морщины.
– В Москве, – без улыбки ответил Врублевский, непринужденно закидывая ногу на ногу. – Решил пойти на повышение. Всю жизнь вертеться по Крещатику? Благодарю покорно. А вот должность помощника президента СССР – это, на мой взгляд, серьезный карьерный рост.
Его слова польстили Николаю Викторовичу, хотя уязвленные амбиции и саднили порядком.
– Ну, не все так думают, – пробурчал он довольно добродушно. – Сам ведь слышал.
– Думают не все, это верно, – усмехнулся Врублевский. – А если рассудить по-хорошему? – вытянув руку, он стал загибать пальцы: – По той самой Конституции, на которую ссылается товарищ Зимянин, вся власть в СССР принадлежит Советам, а Верховный Совет признается высшим органом государственной власти. Это раз. Следовательно, именно вы, Николай Викторович, являетесь главой СССР, то есть президентом. Это два. Остается данную схему закрепить – сначала в головах, а потом и на бумаге. Это три. Вот и всё.
Подгорный поперхнулся дымом и закашлялся, рукой разгоняя сизые клубы.
– Ка-ак? – просипел он. – Снова Зимний брать?
– А вы не спешите с выводами, Николай Викторович, – вкрадчиво заговорил Врублевский. – Разве я зову к госперевороту? Нет же! Все останутся на своих местах. Косыгин как рулил Советом Министров, так пусть и дальше рулит, он в Политбюро единственный, кто в экономике смыслит. Брежнев – генеральный секретарь партии? О`кей! Пускай себе генералит на здоровье. А править должен Подгорный! Это, знаете, как в кино: генсек – композитор, предсовмина – сценарист, а вы – режиссер. Вот и всё.