Искусница

Продавец при виде его слегка воспрянул. До этого он сидел, бедняга, сложив перед собой руки, как примерный ученик на парте в первом ряду, и смотрел на дверь остекленевшим взором.

— Ну вот, — сказал Моран, выкладывая перед ним пилу, — я даже зубчики не погнул. Только и надо было, что одну ветку спилить. А шуму-то было разведено!..

Продавец взял пилу, потрогал пальцами зубья.

— Все равно лучше бы купили, — пробурчал он, явно не желая связываться с маньяком (но, с другой стороны, вдруг это не маньяк, а просто человек со странностями?). — Дома такая вещь всегда может пригодиться.

— У меня дома есть, — заверил его Моран. — Просто подниматься наверх было неохота, понимаете? Некоторые вещи лучше делать сразу, пока запал не кончился. А если бы я начал бегать вверх-вниз по лестнице, да еще шарить по кладовкам в поисках пилы, у меня бы иссякла всякая энергия. И потом, я не могу за себя поручиться. Открывая дверь кладовки, я всегда испытываю острое желание навести там порядок и выбросить ненужный хлам. А это засасывает, понимаете? Я однажды четверо суток прибирался. Представляете?

— Да, — сказал торговец. — Представляю.

— Ну я пошел, — сообщил Моран. — Благодарю за содействие.

Он взмахнул веткой и вышел, унося на левой лопатке мрачный взгляд лысого мужчины в синем халате.

А продавец посвятил остаток дня размышлениям о том, почему он так легко дал себя ограбить и унизить. И в конце концов ответ пришел сам собой, очевидный и в то же время невероятный. Продавец догадался о том, что Джурич Моран — не человек. Он только не мог понять, кто же такой этот Джурич Моран, и в конце концов решил, что пришелец.

Тем временем бравый Моран при помощи длинной ветки выудил клубок. Он швырнул ветку на лед, просто так, чтобы полюбоваться, как утка шарахнется в сторону и опять захлопает крыльями. Подержав клубок между ладонями, точно замерзшего котенка, Моран отнес его к уже знакомой луже. Он не спешил. В Петербурге лужи не высыхают очень подолгу. Моран сел на корточки и аккуратно положил нитки в воду. Затем вытащил и отжал, следя за тем, чтобы влага от безумного снега пропитала клубок до самой сердцевины. Удовлетворенный результатом, он наконец поднялся к себе в квартиру и занялся приведением добычи в порядок.

Он распутал и вычистил пряжу, высушил ее и разложил по цветам. Никогда прежде Джурич Моран не делал такой кропотливой и мелкой работы. «Что ж, я начинаю понимать женщин, — сказал он себе, когда все было закончено. — Определенно, они находят некоторое удовольствие в том, чтобы приводить в порядок мельчайшие частицы мироздания».

* * *

Услышав звонок в дверь, Моран метнулся в прихожую и заорал:

— Никого нет дома!

— Моран! — послышался женский голос. — Джурич Моран! Это я, Диана.

— Кто? — переспросил Моран, кривясь. — Не знаю никакой Дианы. Вы не туда попали, девушка.

— Нет, я туда попала, — настаивал женский голос. — Тут табличка медная и на ней гравировка — «экстремальный туризм». Все, как вы говорили.

— Ну и что? — заупрямился почему-то Моран. — Это ничего не доказывает. Любой зрячий в состоянии увидеть табличку и описать ее, а слепец может прочитать буквы, если поводит по ним руками. Все предусмотрено. Убирайся отсюда.

Девушка с досадой стукнула кулачком по двери.

Моран отодвинул засов и увидел Диану. На ней были джинсики и курточка, светлые волосы забраны в хвостик.

— Можно войти? — осведомилась она.

Моран посторонился, пропуская ее в прихожую.

— Ну надо же, все-таки ты пришла, — проговорил он растроганным тоном.

Она резко повернулась к нему.

— А что же не хотели пускать?

— Ну, мало ли… Может быть, настроение такое было. Ты «Пер Гюнт» читала? У троллей бывают причуды.

— При чем тут Пер Гюнт? — удивилась Диана.

— Пер — ни при чем, — сказал Моран. — Тролль — при чем.

— А тролль при чем?

— Я — тролль, — сказал Моран и нахмурился. — Я что, тебя не предупреждал?

Она покачала головой. Моран видел, что она ему не верит, но не потому, что подозревает его во лжи или не доверяет ему, а просто потому, что слишком занята собственными невзгодами. Чересчур уж много отъели эти невзгоды от Дианы Ковалевой. А для того, чтобы поверить в невероятное, требовалось сделать некоторое усилие, но вот на него-то у нее душевного пороху и не хватало.

Все это Моран сразу же постиг и потому ничуть не обиделся. Многие ему не верили — сказать по правде, решительно все, с кем он здесь знакомился, — но потом разными путями, так или иначе, истина прокладывала собственный путь к их разуму и сердцу.

— Хочешь чаю? — спросил Диану Моран.

Она чуть улыбнулась — бледненько так.

— Хочу, — И уже следуя за ним в гостиную, где имелись круглый стол и диван в белом чехле, спросила: — А вам потом ничего не было?

— За что? — удивился Моран.

— Ну, за тот случай в кафе.

Моран, не оборачиваясь, дернул плечом.

— Ну вот еще! Я после этого дела еще и пилу бесплатно брал. Я же тролль, понимаешь? Садись пока за стол, — он открыл дверь гостиной, — а я принесу чай. Тебе в каких чашках?

— Все равно, — не подумав, ответила Диана.

Моран развернулся к ней всем корпусом. Лицо его запылало гневным румянцем.