Искусница

Евтихий вытащил меч и ударил по голове одного из врагов. Их было очень много. Но и осаждающих — тоже. На краю рукопашной схватки вертелись всадники. Со стены летели стрелы, но они почти не причиняли вреда. Евтихий размахивал мечом, почти не стараясь уклоняться от неприятельских ударов. Было так тесно, что никакие честные поединки или маневры не представлялись возможными.

Очевидно, здесь уцелеют те, кто имеет хоть какой-то опыт кабацких драк.

Евтихий нырнул под чью-то руку, занесенную с мечом над его головой, боднул солдата в бок, затем укусил другого, стукнул третьего рукоятью меча в лоб. Женщина оказалась рядом с ним. Он даже не заметил, как она быстро дернула рукой. Понял, что она ткнула ножом в живот одного из врагов только после того, как тот плюнул кровью и неловко осел.

— Вперед! — по губам женщины разобрал Евтихий.

Они с трудом выбрались из давки и очутились в замке — внутри стен.

Там повсюду гремело оружие. Эхо увеличивало сумятицу, удваивало, утраивало ее. Люди сражались в переходах, на маленькой площади перед башней, на мосту, на ступенях, ведущих на стены.

А перед самым входом в башню стоял зеленоволосый.

Он был высокий и очень широкоплечий, отчего казался почти квадратным. Это впечатление усиливал доспех. Шлем он сбил на затылок — то ли потому, что шлем этот был неудобный, то ли из обычной бравады. Евтихий видел его лицо — скуластое, бледное, с широко расставленными глазами. Он мог бы поклясться, что встречает этого человек впервые, — если не считать тех разов, когда зеленоволосый показывался на крыше башни или на стене замка.

А волосы у него действительно были зеленые. Ярчайшего, почти ядовитого цвета — как трава, освещенная предгрозовым солнцем. Он носил их распущенными. Они падали на плечи, лежали прядями на медных пластинах доспеха, как окись.

Евтихий выпятил нижнюю челюсть и ринулся прямо на врага. Тот улыбнулся и выставил меч, готовясь встретить неприятеля. Крича, Евтихий нанес первый удар. Зеленоволосый без видимого усилия отбил его и атаковал сам. Удар оказался силен, натруженная рука отозвалась протестующей болью. Евтихий вскрикнул и метнулся в сторону, но зеленоволосый уже принял решение: убить этого врага, убить во что бы то ни стало, убить, даже если он будет убегать.

И он погнался за Евтихием.

Очутившись возле стены, Евтихий остановился и обернулся, оскалившись. Спиной он ощущал стену и примечал краем глаза ступени, по которым можно было подняться. По проходам наверху стены бежали люди — воины зеленоволосого. Евтихий уклонился от выпада, и меч зеленоволосого выбил искры из камня. У Евтихия зазвенело в ушах, как будто он очутился вдруг внутри огромного колокола. Взмахнув мечом, Евтихий одновременно с тем выбросил вперед руку с ножом.

Он почему-то был почти уверен в том, что зеленоволосый разгадает его маневр, но случилось нечто совершенно неожиданное.

Нож нашел свою цель.

* * *

Джурич Моран вытер джем с раскрасневшихся губ. Пирог был съеден до последней крошки. Моран плакал.

— Может быть, ты назовешь меня пьянчугой, потому что веду я себя в точности как пьянчуга, но ведь я же нынче вечером вообще не пил, Юдифь! Ты-то видела меня. Ты имела счастливую возможность наблюдать за мной целый вечер. Уж ты-то знаешь, что ни капли спиртного я не проглотил, да? Молчишь… глупая женщина. Ты знаешь, Юдифь, о том, что ты — глупая женщина? Оно и немудрено. Если читать одни только газеты, ума не наберешься. Там статейки-то все коротенькие, — он скривился и показал пальцами — какие маленькие в газетах статьи. — Вот такие фитюльки. В такой-то статье ничего о людях не скажешь. Только начнешь говорить, и все, уже кончен текст. Нет, ты Достоевского почитай… Там все в подробностях. Вот это тролль был! Из Мастеров, из высших. Он людей жалел. А я, как ты думаешь, их не жалею?

Джурич Моран закрыл лицо руками и заплакал.

— Я всех их жалею, всех!.. Я не хотел бы, чтобы они погибали, — он раздвинул пальцы, глянул на Юдифь совершенно сухим глазом. Ни следа слез. — Я не виноват, что они все время дерутся. Я пытался их спасти, а они меня выгнали. Я любил их. Я бы жизнь за них отдал, да только толку от этого никакого.

— Да, — прошептала Юдифь, выбираясь из кресла и бочком продвигаясь в прихожую, — никакого толку нет от твоей жизни, Джурич Моран. Никакого.

— Ну и убирайся! — заорал он, швыряя пустой чайник в дверь. — Дура!

* * *

Зеленоволосый опустился на колени, медленно коснулся ладонью ножа. Потом он улыбнулся. Тоже медленно и очень осторожно. А затем повалился набок и задышал ртом.

Евтихий наклонился над ним. Было в поведении зеленоволосого нечто поразительно знакомое. Например, во время поединка — теперь Евтихий ясно это понимал — зеленоволосый поступал предсказуемо. И не потому, что был плохим бойцом. Он был предсказуем для Евтихия — и, возможно, только для него одного. Как если бы они когда-то тренировались вместе.