Искусственная ночь

«Что мне нужно делать?» — спросил он широко распахнув глаза.

«Освободи меня!»

«Как?»

«Отрежь их, — шипы обжигали холодом, промораживая до костей. — Быстро!»

Квентин выдернул нож из моего ремня и размахнулся им в сторону кустарника. Я стиснула зубы, стараясь не двигаться. Пережив атаку от колючего кустарника убийцы, руке было плохо; случайно потерять пару пальцев было бы хуже.

Затем лезвие коснулось ежевики.

Сами виноградные лозы, казалось, кричали, тонким, усиливающимся шумом, который звучал повсюду и нигде сразу, когда они затягивались, корчась и зарываясь глубже в мою руку. Я вскрикнула, прежде чем смогла остановить себя, крича: «Квентин, прекрати!»

Его рука дрожала, когда он вытащил нож. Шипы перестали кричать, но не отпустили. Я стояла, моргая слезами, слушая звуки тревоги. Мы не могли позволить, привлечь внимание к себе. Если нас поймают… я вздрогнула. Если они поймают нас, нам будет хуже, чем мертвым.

Хорошо: мы не могли прорезать шипы. Что еще мы можем использовать, чтобы открыть дверь? Очевидно, кровь не была ключом; у нее уже было много моей крови. Я могу попробовать заклинание, но я не знаю никаких заклинаний «сделай-живи-запри-отпусти». Я смогла бы управлять иллюзорным ключом, но я не знала, как он должен выглядеть, или как заставить замок поверить, что он настоящий. Квентин не сможет помогать, пока не успокоится, и пламя свечи было так высоко, что оно почти обжигало мою кожу. Я сделала паузу. Все в землях Слепого Майкла пострадало от свечи. Почему замок должен отличаться?

Я подняла свободную руку и стала пихать свечу в ежевику. Лоза обвитая вокруг моей руки стала отпускать меня, я попятилась назад, ругаясь. Порезы, которые оставили шипы, были маленькими, но глубокими и проходили по всей длине моей руки.

«Ты в порядке?» — спросил Квентин, подходя ближе чтобы обнять меня.

«В порядке, — сказала я. Лоза продолжила отступать. Пламя вернулось на нормальную высоту, когда последняя ветвь отстранилась, затемнившись до спокойного синего цвета. Казалось, что мы достигли места назначения, каким бы оно ни оказалось. — Думаю там безопасно мы можем войти.»

«Уверена?»

«Нет».

Неудивительно, что дверь больше не была заперта. Я оттолкнула его, заходя в небольшое стойло, заполненное пыльной соломой и странными, неприятными тенями. Около одной из стен, стояло корыто наполовину заполненное мутной жидкостью. Было слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Я подняла свечу почти, не задумываясь об этом, позволяя ей осветить помещение.

Свет не был милосерден. Закрыла глаза и прошептала: «О, милая Мейв…» — Квентин подошел ко мне и остановился, положив руку мне на плечо. Я чувствовала напряжение в его пальцах, и поэтому открыла глаза, пытаясь понять, что вижу. Это было непросто.

Кэти стояла в дальнем углу, прижавшись спиной к стене, и с ужасом на лице смотрела в открытую дверь. Она не была заметно ранена, и ее одежда была в основном неповрежденной; она не была избита или изнасилована. Это был пунктик в пользу Слепого Майкла. Этого было недостаточно.

Есть искусство превращения. Лили однажды описала это как своего рода скульптуру, используя плоть вместо дерева или металла: вы берете что-то, что есть, и превращаете это во что-то, чего нет. Как и любое искусство, оно требует таланта и практики. Кто-то действительно искусный в трансформационных искусствах может закончить изменение в одно мгновение или растянуть его на год. Все зависит от самой работы… и от того, насколько жестоким художник хочет быть.

Белые пряди просвечивались сквозь волосы Кэти, они были длиннее и заметно грубее, чем человеческие волосы вокруг них. Ее уши выросли длинными, гибкими и лошадиными, прорастая тонким покровом коротких белых волос и двигаясь из стороны в сторону по бокам головы, сейчас они были больше лошадиными, чем людскими. Она отбросила их назад, когда Квентин начал приближаться к ней; это был инстинктивный жест, и это само по себе было пугающе — сколько человеческого она уже потеряла? Ее руки были вывихнуты в суставах, как будто она пыталась заставить пальцы держаться на расстоянии, а ногти разрослись охватывая всю кисть, чтобы покрыть первый пальцевой сустав, приобретая темный глянцевый блеск, начиная деформироваться в копыта.

Ее лицо все еще было человеческим, даже обрамленное лошадиными ушами и зачатками гривы, и ужас в ее глазах говорил мне, что ее разум так же был не поврежден. Слепой Майкл не торопился, причиняя боль понемногу. Это был лучший способ получить то, что он хотел; когда все будет сделано, ее дух будет сломлен, и она будет готова повиноваться. Ублюдок. Молча, я поклялась, что он умрет за то, что он сделал. Это был не первый раз, когда я дала это обещание. И была уверена, что не последний.