Искусственный интеллект и будущее человечества

«Наша версия биологического тела 1.0, – пишет Курцвейл, – довольно хрупкая и имеет мириады сбоев, не говоря уже об обременительных процедурах обслуживания. Хотя иногда человеческий интеллект способен парить в порыве творчества, большинство человеческих мыслей стандартны, жалки и ограниченны». Как только начнется сингулярность, мы перестанем быть беспомощными и примитивными существами, машинами из плоти, ограниченными в мыслях и действиях телом, нашим нынешним субстратом. «Сингулярность, – пишет он, – позволит нам преодолеть ограничения биологических тел и мозгов. Мы обретем власть над своей судьбой. Мы возьмем под контроль смертность. Мы сможем жить так долго, как того захотим (это не то же самое, что жить вечно). Мы полностью поймем принципы человеческого мышления и значительно расширим и обогатим его. К концу этого столетия небиологическая часть нашего интеллекта станет в триллионы триллионов раз мощнее человеческого разума».

Мы, наконец, освободимся от падшего состояния человечества, освободимся от плоти. Мы вернемся к догреховному состоянию целостности, окончательному союзу, в котором технологии заменят бога. «Сингулярность, – пишет Курцвейл, – станет кульминацией слияния нашего биологического мышления и наших технологий и приведет к появлению в мире человека, выходящего за рамки биологии. В постсингулярной эпохе уже не будет никакого различия между человеком и машиной или между физической и виртуальной реальностью». На критику о том, что такое объединение может уничтожить человечество, Курцвейл возражает, что на самом деле сингулярность – это главное достижение человечества как проекта, высшее проявление нашего постоянного стремления к преодолению нашей физической и умственной ограниченности, которое всегда определяло и отличало нас как вид.

В своем труде «О граде Божьем» блаженный Аврелий Августин описывает «всеобщее знание», выходящее далеко за пределы нашего воображения, называя его Божьей милостью. Он пишет: «Вообразите, насколько это ясное, верное, чуждое заблуждению и не требующее труда абсолютное знание… и какое у нас будет тело, полностью подчиненное духу и изобильно им оживляемое, не нуждающееся ни в какой другой пище».

В пророчестве Курцвейла интеллекту отводится мессианская роль. Приписывая ему мистическое значение, он тем не менее рассматривает интеллект с точки зрения вычислений, формализованного механизма, влияющего на информационное сырье существа. И с такой мессианской точки зрения искусственный интеллект придет спасти Вселенную от непредсказуемых глупостей.

Курцвейл использует целенаправленный подход к космологии и навязывает сквозь глубину времени самой Вселенной корпоративную проектную структуру планирования, состоящую из ряда ключевых этапов. В последней из «шести эпох эволюции», которая придет после великого слияния человечества и искусственного интеллекта, разум «начнет насыщать материю и энергию». «Это будет достигнуто, – пишет Курцвейл, – путем реорганизации материи и энергии для обеспечения оптимального уровня вычислений, которые позволят начать экспансию космоса от истоков на планете Земля». Благодаря бережному ведению хозяйства бесконечная пустота Вселенной, поддающаяся безжалостным силам энтропии после четырнадцати миллиардов лет бездействия, в конце концов будет задействована в огромном механизме обработки данных.

Мы видим Рэймонда, стоящего на пляже на закате и устремившего взгляд к безмятежному пространству Тихого океана, в одной из необычных сцен «Трансцендентного человека» – документального фильма 2009 года о жизни и работе ученого. В предшествующей сцене мы слушаем его рассказ о предсмертном разговоре с отцом. Услышав голос диктора, спрашивающего Курцвейла, о чем он думает, когда смотрит на море, мы могли бы ожидать, что он поделится мыслями о смертности, если не о своей собственной, то по крайней мере смертности тех, кому не повезло жить вечно. Курцвейл делает длительную паузу, камера начинает двигаться вокруг него.

– Хорошо, – отвечает он, – я думаю о том, как много вычислений в океане. Все эти молекулы воды взаимодействуют друг с другом. Все это – вычисления. Довольно красиво. Я всегда находил вычисления очень успокаивающими. И ведь это действительно необходимо, чтобы уловить трансцендентные моменты нашего сознания.

Курцвейл стоит перед необъятными просторами Тихого океана, его волосы слегка треплет легкий ветерок. Он кажется оракулом, проводником в тайны технологии, пророком грядущего мира, где бесконечный машинный интеллект наконец освободит нас от бремени человеческой сущности.

Он смотрит на океан и видит огромное и замысловатое устройство, в котором нет ничего, кроме информации, ничего, кроме исходного материала для интеллекта. Вода, ее температурные колебания, изобилие живущих в ней организмов, ритмичный прибой – все это необъятные вычисления и код. Море как особый способ рассуждения о самой мысли – это метафора. И в этом проявляется вычислительный пантеизм, почтение к природе как к проявлению универсальной машины, алгоритмической имманентности.