Я чувствовал, что мы были близки к главному парадоксу трансгуманизма, горизонту событий, где рационализм Просвещения, подтолкнувший движение к самым радикальным крайностям, исчез в темной материи веры. Чем пристрастнее становилась двойственность ситуации, чем настойчивее Тим отрицал какую-либо связь между своим собственным мышлением и тайнами религии, тем более религиозным он казался.
Но, возможно, трансгуманизм не столько был квазирелигиозным движением, сколько обращался к фундаментальным противоречиям человечества, к разочарованиям, которые традиционно были прерогативой веры. Ощущать себя заключенным внутри тела, с его слабостями и неумолимой смертностью, быть прикованным к умирающему животному, как выразился Йейтс, – это основополагающее состояние человеческого существования. В некотором смысле в самой природе обладания телом было стремление избавиться от него.
Д. Г. Лоренс написал: «Сегодня человек удовлетворяет свою потребность в чуде с помощью науки и техники, радио, самолетов, огромных кораблей, дирижаблей, ядовитых газов, искусственного шелка: все эти вещи порождают в человеке чувство чудесного, играя ту же роль, что в прошлом играла магия».
И как потребность человека в тайне и космическом благоговении сейчас все больше удовлетворяется наукой, стремление к надежде на искупление точно так же становится уделом технологий. Хотя Тим и не выражался такими терминами, это было его послание, послание киборга: в конечном итоге произойдет искупление нашей человеческой природы, нашего животного «я», и мы позволим технологиям проникнуть в наши смертные тела, добившись единения с механизмами.
Глава 10
Вера
Происходили сбои, все шло не очень гладко. Мой путь из Сан-Франциско в Пьемонт на конференцию по трансгуманизму и религии со всех сторон сопровождался трудностями. Из Мишен-Дистрикт, где я на несколько дней арендовал комнату через Airbnb, на скоростном электропоезде я отправился через область залива Сан-Франциско. Было около восьми тридцати утра субботы, стояла безжалостная майская жара, центр Окленда был совершенно безлюден, за исключением слоняющихся страдающих и бездомных. Такое обстоятельство наполняло атмосферу этого места безысходностью – словно в обескровленном апокалипсисе души вознеслись к небесам, оставив здесь тех, что были запятнаны бедностью.
Я все никак не мог поймать такси, хотя мне нужно было добраться до Пьемонта к девяти утра. Я использовал весь свой роуминг за какие-то несколько минут два дня назад, во время посадки в международном аэропорту Сан-Франциско, и не имел ни малейшей возможности заказать Uber, чтобы проехать оставшиеся пять миль до места проведения конференции. Я чувствовал отчаяние, как будто лишенный какой-то непреодолимой человеческой способности. Помедлив – следует ли мне найти кафе с WiFi? А может, пройти пару кварталов и оплатить телефон? Ведь терминалы оплаты телефонов еще существуют? – я наконец поймал такси, по старинке вытянув руку, что само по себе уже казалось причудливым пережитком прошлого. По прибытии в Пьемонт возникли дополнительные трудности. Водитель, практически не понимающий английского, повез меня по Google-картам, которые упорно отказывались признать, что место нашего назначения существует. Когда водитель наконец подъехал к залу ветеранов, было уже пятнадцать минут девятого – конференция началась, и, скорее всего, я уже упустил что-то важное.
Группа людей беседовала в конце зала, среди них был Хэнк Пеллиссьер, организатор конференции. Хэнку было за сорок, в его ярком образе сочетались короткие седые волосы, стройная фигура и юношеский задор. Молодежный наряд подчеркивал это впечатление (футболка в цветную полоску, ярко-зеленые брюки, теннисная обувь). Я захотел поздороваться и поблагодарить его – за то, что организовал мне пресс-пропуск, за то, что связал меня с некоторыми людьми, с которыми, как он думал, мне будет интересно побеседовать. Хэнк поприветствовал меня тепло и энергично, но в то же время слегка отстраненно и быстро представил меня целой группе американцев.
Среди них были:
коренастый, бородатый и приветливый молодой парень из Нэшвилла, который каким-то образом был и трансгуманистом, и прирожденным христианином;
шестидесятилетний профессор систематической теологии из Тихоокеанской лютеранской духовной семинарии в Беркли, крупный мужчина в оливковой куртке с большими объемными карманами с пуговицами, одетый, словно вот-вот ожидает второго пришествия;
какой-то мрачный трансгуманист-буддист из Лас-Крусеса, штат Нью-Мексико;
два трансгуманиста-мормона из Юты. После длительного изучения информации в Интернете я понял, что мормоны были, хоть и небольшой, но активной частью трансгуманизма из-за неожиданной связи движения с верованиями Церкви Иисуса Христа Святых последних дней;