Искусство быть счастливым на работе

Для Далай Ламы это был трудный день. Когда в половине восьмого утра пришло время скромного завтрака, состоявшего из тсампы[2] и чая, он уже четыре часа провел в молитвах и медитации. После завтрака начался его обычный рабочий день, в тот раз особенно насыщенный делами. Один за другим шли посетители — представитель индийского правительства, верховный лама одной из древних сект тибетского буддизма, президент одной из республик Российской Федерации, один из высоких чинов тибетского правительства в изгнании, его помощники...

Ожидая своей очереди, я с восхищением наблюдал, как. Далай Лама принимал группу тибетских беженцев. Эти люди проделали трудный путь через Гималаи, радуясь, когда им удавалось сесть на попутный автобус или хотя бы в открытый кузов трясущегося грузовика. Кто-то пересек извилистую границу пешком, с мрачной решимостью взбираясь по горным тропам. У некоторых детей на руках или на ногах не хватало пальцев — результат обморожения. Многие приходили без копейки, абсолютно нищие. Их чубы — национальная тибетская одежда — были запыленными и превратились в лохмотья. На лицах стариков, загорелых, обветренных, страдание оставило свои следы — их дух закалился, пройдя сквозь ГОДЫ гнета, — страна находилась под властью китайских коммунистов. И вот сбылась мечта всей их Жизни — они увидели Далай Ламу. Для многих из Них этого было достаточно, чтобы они воспряли духом, а их сердца наполнились надеждой и радостью. Всем им — и молодым, и старым — Далай Лама говорил слова утешения наряду с разными практическими советами — от «Образование необходимо для успеха» и до «Будьте осторожнее с проститутками — можно подхватить дурную болезнь».

Наконец, в два часа дня пришло время для последнего посетителя — им был я. По уговору, Далай Лама уделял мне каждый день несколько часов для работы над книгой, которую мы должны были писать вместе. Но наши встречи были заполнены отнюдь не легкомысленной болтовней. Я засыпал его бесконечными вопросами. Многие из них он называл глупыми и говорил, что на них невозможно ответить. Эти вопросы стали потом предметом наших общих шуток, поскольку выводили из себя даже такого терпеливого человека, как Далай Лама.

Стоя на крыльце, увитом побегами бугенвиллеи, на фоне заснеженной гряды Дауладар, Далай Лама тепло приветствовал меня и пригласил в дом. Там мало что изменилось со времени нашей первой встречи двадцать лет назад. Те же тибетские танка на бледно-желтых стенах, тот же алтарь, украшенный изображениями буддийских божеств, а на противоположной стороне — рельефная карта Тибета во всю стену. Даже скромная мебель осталась все та же, только диван, кажется, поменял обивку.

Пока я доставал блокноты и возился с магнитофоном, мы поговорили о том, что Далай Лама успел сделать за день. Как правило, он просил меня приходить в конце рабочего дня. Ожидая в приемной, пока он освободится, я имел возможность наблюдать за посетителями. В тот день меня особенно поразило их разнообразие — это были люди со всех концов земного шара. Поэтому я начал разговор с Далай Ламой так:

— К вам приходят самые разные посетители. Ваша деятельность чрезвычайно многогранна. На этой неделе я хотел бы поговорить с вами о работе...

— Хорошо, — кивнул Далай Лама.

— Поскольку на этой неделе мы будем говорить о работе, скажите, пожалуйста, что вы считаете своей основной работой?

Далай Лама взглянул озадаченно:

— Что ты имеешь в виду?

Я, в свою очередь, тоже удивился, что такой простой вопрос вызывает у него удивление.

— На Западе, — объяснил я ему, — знакомство, как правило, начинают с вопроса о профессии. Если абсолютно незнакомый человек, не имеющий понятия о том, кто такой Далай Лама, спросит вас, чем вы занимаетесь и как зарабатываете себе на жизнь, что вы ему ответите?

Далай Лама погрузился в молчание и долго обдумывал ответ. Наконец он объявил:

— Ничем. Я ничего не делаю.

Ничем? Увидев удивление на моем лице, он повторил:

— Да, скорее всего, я ответил бы, что ничем не занимаюсь.

Неужели ничем? Не может быть.