ИСКУССТВО ДРАМАТУРГИИ

Нора решила уйти от Хельмера, когда он закатил ей скандал, обнаружив письмо от Крогстада. В реальной жизни она могла бы молча и ошеломленно глядеть на него, могла бы просто повернуться и уйти, оставив его бушевать. Это возможно - но это было бы скачущим конфликтом.и плохой драматургией. Автор должен сохранить все шаги, которые привели к развязке, происходил ли так конфликт на самом деле или только в душе персонала.

Можно написать пьесу вокруг одного-единственного перехода. "Чайка" и "Вишневый сад" сделаны как раз из такого материала, хотя мы и говорили, что одна пара полюсов - это только один шаг в драме. Конечно, пьесы с одним переходом медленны, но и в них есть конфликт, кризис, кульминация - хотя и на меньшем пространстве.

Многие авторы прыгают от "оскорбленного честолюбия" к "возмущению" без всякой паузы, чувствуя, что реакция должна быть незамедлительной, но даже если возмущение незамедлительно, все равно есть ряд мелких движений, переход, который приводит к этой реакции.

Именно этими крохотными, мгновенными движениями мы и занимаемся. Разберите переходы внимательно и увидите, что лучше поняли характеры.

В "Тартюфе" есть замечательный переход, когда этот высокопарный негодяй наконец получает возможность остаться наедине с женой Оргона. Он носил маску святого, но при этом имел планы на милую Эльмиру. Посмотрим на него - как он перекинет мост от святости к предложению вступить в незаконную связь и при этом останется в рамках своего характера.

Столь долго вожделея Эльмиру, он, естественно, перестает владеть собой наконец-то оказавшись с ней наедине. Он рассеянно ощупывает ее платье, но Эльмира начеку.

ЭЛЬМИРА: Господин Тартюф!

ТАРТЮФ: Бархат, если не ошибаюсь? И какой нежный? Столь великолепным одеяньем блистала, без сомненья, Суламифь.

ЭЛЬМИРА: Ее блистанье, сударь, никого из нас не касается? (Эта отповедь немного охлаждает его пыл, и Тартюф становится осторожнее). Нам кроме кружев есть о чем поговорить. Я хочу услышать от вас: правда ли, что вы собираетесь жениться на моей падчерице?

ТАРТЮФ: А я бы со своей стороны хотел знать, не вызовет ли этот брак вашего неодобрения. (Теперь, после первого разочарования, он действует осмотрительнее).

ЭЛЬМИРА: Могли ли вы всерьез рассчитывать, что я его одобрю?

ТАРТЮФ: По правде говоря, сударыня, я в этом сомневался. И разрешите мне оправдаться перед вами, этот союз навязан мне господином Оргоном. Но вам, сударыня, не нужно говорить, что мои надежды устремлены к неизмеримо более высокому счастью.

ЭЛЬМИРА (с облегчением): Ах да, конечно. Вы имеете в виду, что ваше сердце взыскует радостей не от мира сего.

ТАРТЮФ: Не будьте непонимающей или, скорее, не притворяйтесь ею, сударыня. Я имел в виду не это. (По его мнению, она подозревает его намерения. Никаких скачков. Он постепенно движется к цели: признаться ей в любви).

ЭЛЬМИРА: Так скажите, что же вы имели в виду.

ТАРТЮФ: Я имел в виду, сударыня, что мое сердце не из мрамора.

ЭЛЬМИРА: Что же здесь удивительного?

ТАРТЮФ: А раз оно не мраморное, то его устремленность к небу не мешает ему желать и земного счастья. (Он идет к цели).

ЭЛЬМИРА: Раз оно не мраморное, вы, несомненно, стараетесь сделать его таким, господин Тартюф.

ТАРТЮФ: Возможно ль одолеть неодолимое? Встретившись с совершенным созданием творца, можем ли мы отказаться от поклонения ему в Его собственном образе? Нет - и правильно, ибо отказ будет нечестием. (Почва готова. Теперь он движется к атаке).

ЭЛЬМИРА: Знать, вы поклонник природы.

ТАРТЮФ: Весьма пылкий, сударыня, когда она облекается в столь чарующую красоту, какую я имею счастье созерцать. Долго противился вашим чарам, принимая их за силки, расставленные лукавым на мою погибель. Но потом мне было открыто, что раз моя страсть чиста, то я вправе предаваться ей, не боясь ни греха, ни позора, и предложить вам сердце - увы, столь недостойное вашей благосклонности. Но, сударыня, каким бы оно ни было, я кладу его к вашим прелестным ногам и ожидаю решенья, которое или вознесет меня к невыразимому блаженству или приговорит к безмерному отчаянью. (Он смягчает свою наглость словами о возможном отказе и отчаянье).

ЭЛЬМИРА: Ну, господин Тартюф, это странное нарушение ваших строгих правил!

ТАРТЮФ: Ах, сударыня, какие правила могут противиться такой красоте! Увы! Я не Иосиф! (Он умело перекладывает ответственность на нее. Ни одна женщина не рассердится, если ее признают столь неотразимой).

ЭЛЬМИРА: Уж это ясно. Но и я - не жена Потифара, а вы, кажется, предполагаете обратное.