Искусство думать. Латеральное мышление как способ решения сложных задач

Фокусник создает совершенно искусственную ситуацию, однако она отчетливо показывает, как легко обмануть зрителя, который пользуется только высоковероятностным, или вертикальным, мышлением. Мошенники, торговцы, политиканы и профессиональные переговорщики всех мастей остались бы не у дел, если бы вертикальное мышление не было для человеческого разума естественнее латерального. Их успех определяется тем, насколько умело они направляют других по высоковероятностному пути мышления в соответствии со своими намерениями. Подчеркивая те или иные особенности ситуации, они могут создать высоковероятностный путь там, где его прежде не было и в помине. (В этом контексте нет смысла определять высоковероятностный путь мышления как путь, которого придерживается большинство людей, ибо такое определение было бы тавтологией. Высоковероятностный путь мышления определяется на функциональном, неврологическом уровне как заметная предпочтительность одного из путей мышления, порожденная узнаванием и скорректированная актуальной мотивацией.) Прежний опыт легко изменить не получится, а вот умелое управление мотивацией позволяет весьма эффективно влиять на вероятности.

Лица, наиболее естественно использующие латеральное мышление в своей работе, – это журналисты и рекламные агенты, которые развивают в себе способность видеть ситуацию с разных точек зрения. К самым непреклонным вертикальным мыслителям относятся юристы, врачи и в некоторой степени бизнесмены – то есть все те, кто предпочитает иметь дело с устойчивыми, четко определенными ситуациями, ибо только в этом случае они могут с пользой для дела использовать свой опыт и технические знания.

А в какую категорию попадает художник? Разве не он выступает главным носителем латерального мышления в своих поисках новых ракурсов, в стремлении разрушить отжившие условности восприятия? Может показаться, что в мире искусства латеральное мышление прекрасно существовало все это время под более возвышающим названием «творческое мышление». Художник открыт новым идеям, веяниям и случайностям. Он стремится развить в себе крайнюю чувствительность и эксцентричность, избежать укоренившихся взглядов на вещи, нередко намеренно доводя себя до безрассудства. Психоделический культ – это сознательная попытка усилить остроту восприятия, чтобы отыскать более глубокий взгляд на вещи. Не это ли составляет самую суть латерального мышления?

Беда с творческим мышлением художника состоит в том, что слишком легко остановиться на полпути. У менее талантливых, по сути, нет иного выхода. В искусстве отход от старых идей становится самоценностью. Оригинальность – вот к чему стремится искусство. Здесь всегда живо желание преодолеть рамки укоренившегося порядка вещей и выйти в безграничный океан возможностей хаоса, но слишком часто это преодоление уже само по себе рассматривается как достижение, тогда как в действительности оно лишь первый шаг на пути к подлинному достижению. Истинная цель латерального мышления состоит не в блуждании по бесформенному хаосу, а в извлечении из него плодотворной новой идеи. Эта новая идея, скорее всего, должна обладать классической простотой формы; ей, вероятно, будет присуща упорядоченность, весьма далекая от бесформенности хаоса, давшего ей жизнь.

Идеал, которого стремится достичь латеральное мышление, – это простота крайней утонченности, простота идеи, весьма эффективной в действии и предельно простой по форме. Эта простота богатства, а не скудости, простота наполненности, а не пустоты.

В искусстве же, где объективной конечной цели нет, слишком легко достичь стадии хаоса и на этом остановиться. Изобретатель, работающий над созданием неработоспособных механизмов, не может рассчитывать на доверие, поскольку не добился реальных результатов. Но как художнику определить ту грань, за которой заканчиваются блуждания в безграничности свободной формы и возникает действенный новый синтез художественной формы и реального содержания? Объективного критерия в этом случае не существует, а опираться на субъективные оценки сложно, ибо они исходят либо от тех, кто не способен отбросить прежние представления, либо от тех, кто расценивает сам отход от старого как окончание пути.

В такой ситуации неизбежно должна процветать причудливость ради причудливости. Гротеск и эксцентричность – самые элементарные и доступные формы новизны. Однако подлинно новая идея никогда не выглядит причудливой, поскольку ей присущи независимость и завершенность. Причудливые идеи не представляют собой ничего нового, они являются просто искажением старых. Намеренное искажение старой идеи – это прием, который позволяет получить новую идею и который мы описали выше, но это всего-навсего прием, а не само достижение. Первые автомобили позаимствовали конструкцию кузова у кареты, слегка видоизменив ее, и радикально новая конструкция не появилась и по сей день. Искажения такого рода вполне оправданны, ибо есть надежда, что со временем они приведут к новой идее, но совсем другое дело, когда на роль новых идей претендуют сами искажения.