Француз пробормотал что-то невнятное, поставил печать в паспорт и отдал его мне.
— Проходите, — сказал он. — Добро пожаловать во Францию.
Так, вместе с очередной волной пассажиров я очутилась в стране, где не была уже много лет, чтобы начать новую жизнь, к которой еще не была готова.
— Эмма! Эмма! Сюда!
Я заметила Поппи, как только вышла из зала выдачи багажа, волоча за собой два гигантских бордовых чемодана.
— Привет! — воскликнула я, обрадовавшись даже сильнее, чем ожидала.
Взвалив две сумки на плечо, я с трудом, будто в замедленной съемке, потащилась со всем скарбом к подруге. Та широко улыбалась и махала, как полоумная.
— Добро пожаловать! — сказала Поппи, нетерпеливо захлопав в ладоши и кинувшись меня обнимать.
Ее темные волосы с рыжими прядями были убраны в хвост, и она явно переборщила с макияжем — впрочем, к такой Поппи я и привыкла. Выше меня на три дюйма, она была гордой обладательницей голливудской улыбки до ушей, румяных щек, огромных глаз цвета морской волны и фигуры, которую сама называла «аппетитной».
Сегодня Поппи надела яркую бордовую блузку, черную юбку, больше похожую на пояс, и темно-зеленые колготки. Несмотря на усталость, я улыбнулась в ответ на ее фирменную улыбку.
— Давай помогу, — предложила она.
Я с облегчением передала Поппи один чемодан на колесиках, и та покатила его к выходу, стремительно краснея.
— Эмма, что у тебя там?! — воскликнула она. — Труп?
— Ага. Запихнула туда Брета, чтобы незаметно переправить в Париж.
Поппи расхохоталась.
— Молодчина! Так этому засранцу и надо!
Я ответила печальной улыбкой: мне тоже хотелось разозлиться на Брета, но, по-видимому, вместе с работой и женихом я потеряла всякое самоуважение.
Когда мы с Поппи загрузились в блестящее черное такси и поехали к центру города, я начала приходить в норму, успокоенная чириканьем подруги. Рядом с близким человеком я чувствовала себя почти как дома, хотя вокруг все было чужое и незнакомое. По дорогам ездили не «форды», «хонды» и «тойоты», а стильные маленькие автомобильчики: компактные «пежо» и приземистые «рено». Шоссе пролегало через окраины города, который запомнился мне совсем другим.
Вместо старых причудливых домов, крыш с дымоходами и цветочных горшков на окнах вдоль дороги стояли заводы и безликие многоэтажки с крошечными балконами. Тут и там на веревках сушились пестрые футболки и джинсы, из окон торчали домашние антенны. Да уж, не так я представляла себе Францию.
— Мы еще не в городе, — шепнула Поппи, видимо, заметив мою озабоченность.
— А, понятно.
Я немного успокоилась.
Когда наш таксист, что-то бормоча себе под нос, на скорости света повернул с шоссе, индустриальный пейзаж восточных окраин уступил городским красотам, и я впервые заметила вдалеке готические башни собора Парижской Богоматери.
Только тогда до меня дошло — по-настоящему дошло, — что я в Париже, а моя прежняя жизнь осталась за океаном.
— Красота какая! — задохнулась я. Поппи с улыбкой сжала мою ладонь. Через несколько минут перед нами открылась настоящая парижская панорама, и у меня захватило дух: в вечерних сумерках на фоне сочного розового заката возник мягкий силуэт Эйфелевой башни. Бешено застучало сердце — мы ехали мимо пешеходов и дорожных знаков по улицам, дышащим историей и традициями.
Когда мы перебирались через Сену, я увидела огромный Лувр, величественную Консьержери и роскошный Отель-де-Виль. Заходящее солнце таяло в реке, и вода мерцала изнутри нежным пастельным светом. Ничего красивее в своей жизни я еще не видела.
— Добро пожаловать в Париж, — тихо произнесла Поппи.
У меня уже появилось чувство, что я приехала домой.
— И какой он, этот Гийом Риш? — спросила я, бросив сумки во второй комнате небольшой квартирки, где мне предстояло прожить несколько недель.
Поппи слегка ввела меня в заблуждение, назвав свое жилище «просторной двухкомнатной квартирой». На самом деле она была площадью не больше пятисот квадратных футов, а в моей комнате можно было раскинуть руки и коснуться обеих стен. Единственное преимущество этой квартиры — и огромное преимущество, надо сказать, — заключалось в том, что Эйфелева башня была всего в двух кварталах от нас: изящная конструкция из железа возвышалась над соседними домами. Всякий раз, когда я смотрела в окно гостиной, у меня перехватывало дыхание.
— А, Гийом… У него очень красивый голос, — уклончиво ответила Поппи. — Хочешь cafй au lait?
[3]— Еще как! — улыбнулась я.
Поппи ушла на свою крошечную загроможденную кухню и начала возиться с ярко-красной кофеваркой, которая шипела и плевалась, когда Поппи нажимала на ручку.
— А он талантлив? Гийом Риш? — упорствовала я, — Никогда не слышала, как он поет.
— О да, очень даже! Посыпать сверху корицей или украсить взбитыми сливками?
У меня закралось подозрение, что Поппи нарочно уходит от ответа.
— Так здорово, что ты с ним работаешь! Он сейчас жутко знаменит, — предприняла я третью попытку, — Ходят слухи, что он встречается с Дженнифер Энистон.
— Это всего лишь слухи! — выпалила Поппи.
— Откуда тебе знать?
Она хитро на меня покосилась.