Искусство и красота в средневековой эстетике

Пропорция «dicitur suavitas cum virtus agens non improportionaliter excedit recipientem: quia sensus tristatur in extremis et in medio delectatur… Ad delectationem enim concurrit delectabile et conjunctio ejus cum eo quod delectatur».

Пропорция «называется приятностью, когда действующая сила не превосходит в своей непропорциональности способность воспринимающего чувства, ведь чувство страдает от чрезмерности и наслаждается умеренностью… Ведь наслаждению способствуют само доставляющее удовольствие и его сопряжение с тем, что переживает наслаждение»

(цит. по: Бонавентура. Путеводитель Души к Богу. М.: Греко-латинский кабинет Ю. А, Шигалина, 1993. С. 76–77 / Пер. В. Л. Задворного). (Itinerarium mentis in Deum II, 5; I Sent., 1, 3, 2).

Так зарождается любовный импульс. Наибольшее наслаждение, проистекающее из наиболее полного осознания отношений полярности и пропорциональности, заключается не в созерцании чувственно воспринимаемых форм, а в любви, где субъект и объект сознательно и деятельно любят друг друга.

«Ista affectio amoris nobilissima est inter omnes quoniam plus tenet de ratione liberalitatis… Unde nihil in creaturis est considerare ita deliciosum sicut amorem mutuum et sine amore nullae sunt deliciae».

«Это любовное настроение является самым благородным из всех, так как больше причастно щедрости… Посему ничто в тварях не может считаться более радостным, чем взаимная любовь, и без любви нет никакой радости».

(I Sent., 10, 1,2, ed. Quaracchi I, рр. 158–159).

Подобная трактовка созерцания (которое в данных текстах дается вкратце как неизбежный результат гносеологии мистического видения), предполагающее идею аффективного переживания, более подробно обсуждается в сочинениях Гильома из Оверни и в частности, в тех пассажах, где проявляется его так называемый «эмоционализм», где он говорит о том, что называют его эмоциональностью. Там он особо заостряет внимание на субъективном характере эстетического созерцания и на функции наслаждения как конституирующем моменте красоты. Красота обладает объективностью, однако объективность эта санкционирована нашим визуальным восприятием.

«Quaemadmodum enim pulchrum visu dicimus quod natum est per seipsum placere spectantibus, et delectare secundum visum… Volentes quippe pulchritudinem visibilem agnoscere, visum exterior em consulimus… pulchritudinem seu decorem, quam approbat et in qua complacet sibi visus noster seu aspectus interior».

«Мы называем прекрасным на вид то, что по своей природе призвано услаждать созерцающих и радовать их своим видом… Конечно, если мы хотим признать видимую красоту, мы предаемся внешнему чувству созерцания… Той красоты или изящества, которую принимает и в которой находит удовлетворение наш взгляд или внутренний взор».

(Tractatus de bono et malo, Pouillon, pp. 315–316).