Искусство и жизнь

Все это приятные пустяки, но это и кое-что другое. Системе гильдий должен был неизбежно прийти конец. Как только созрела жажда новых знаний и большей власти над природой, как только двинулась более быстрыми темпами жизнь, развитие производительного труда должно было подняться на новую ступень. Гильдии оказались неспособными удовлетворить нужды в расширении производства и должны были исчезнуть, внеся значительный вклад в уничтожение феодальной иерархии и породив буржуазию, которая заняла ее место как господствующая в Европе сила. Капитализм начал созревать еще в недрах цеховой организации; в гильдиях впервые появился и наемный, так называемый свободный рабочий. Вне цехов, особенно в нашей стране, землю стали обрабатывать с целью получения прибыли фермеры-капиталисты, а не крестьяне — ради добывания средств пропитания, и таким образом была создана система производства, необходимая для развития современного общества — общества, покоящегося на договорных началах, а не на юридических установлениях. Эта система отличалась тем, что работник уже не был свободен в своей работе: над ним обязательно вставал хозяин, полностью контролирующий эту работу вследствие того, что ему принадлежали и сырье и орудия труда; появился и широкий рынок для продажи товаров, с которым работник не имел непосредственной связи и о существовании которого у него не было никакого представления. Постепенно он перестал быть искусным мастером, человеком, который, чтобы выполнять свою работу, обязательно должен интересоваться ею, поскольку он отвечал за качество изделий, которые ему приходилось производить и рынок для которых состоял преимущественно из его соседей, людей, чьи потребности он хорошо знал. Вместо искусного мастера, каким он был некогда, он становится наемным рабочим, не отвечающим ни за что и обязанным лишь выполнять указания своего мастера. Возможно, что в свободные часы он—смышленый гражданин, склонный разбираться в политике или тяготеющий к занятиям наукой или чем-нибудь в этом роде, но в свои рабочие часы он даже не машина, а какой-то небольшой придаток к этой громадной и почти чудодейственной машине — фабрике. Он человек, житейские интересы которого совершенно оторваны от предмета его труда — весь его труд стал «службой», то есть просто возможностью зарабатывать себе на пропитание в зависимости от воли какого-то другого человека. Обыкновенный рабочий при такой системе совершенно утратил всякий интерес к производству изделий, и этот интерес стал достоянием только организаторов его труда. Но такой интерес имеет обычно очень отдаленное отношение к производству товаров как предметов, которые держат в руках, рассматривают, которыми пользуются, — короче говоря, теперь эти товары — просто фишки в колоссальной игре мирового рынка. Мне представляется, что в этой громадной «производственной» области имеется немало «производителей», которые пришли бы в ужас, если б подумали, что им самим придется пользоваться товарами, которые они «произвели», и если бы они оказались свидетелями восторга их покупателей; и когда эти товары достигли бы конечной цели своего назначения, то они, вероятно, цинично усмехнулись бы.

В этом коротком обзоре я намеренно опустил ступени, через которые мы пришли к резкому различию между ремесленником средних веков и свободным рабочим наших дней, между производством изделий для непосредственного потребления и производством их как товаров для мирового рынка. Мне хотелось представить вам эти различия возможно отчетливее, но, предвидя возражения, я должен сказать, что отчетливо сознаю, что это превращение происходило постепенно, что свободный рабочий нового времени не должен был в самом начале резко менять способ работы, что система разделения труда коснулась его в XVII веке, что она была усовершенствована в XVIII и что, по мере того как эта система приближалась к совершенству, изобретение автоматически действующих машин еще раз изменило отношение рабочего к своей работе и в крупных промышленных отраслях превратило его из машины в сиделку при машине (мне кажется, это было для него достижением) и, с другой стороны, привело почти все уцелевшие до той поры ремесла под власть той же системы разделения труда и, таким образом, на некоторое время уничтожило мастерство среди тех классов, которые трудом зарабатывают себе на жизнь. Но их мастерство почти совсем вымерло, сохранившись только среди художников-профессионалов, претендующих на звание джентльменов.