Приоритет духа слаженности, взаимной терпимости и т. д. это явление относительно новое. Ему предшествовало в годы после первой мировой войны понятие любви, в котором основой удовлетворительных любовных отношений и в особенности счастливого брака считалось обоюдное сексуальное удовлетворение. Были убеждены, что причины частой несчастливости браков надо искать в том, что партнеры в браке не сумели «сексуально приспособиться друг к другу»; причину этой беды видели в незнании «правильного» сексуального поведения, то есть, в незнании сексуальной техники одним или обоими партнерами. Чтобы «поправить» эту беду и помочь неудачливым парам, которые не сумели полюбить друг друга, многие книги давали инструкции и советы насчет правильного сексуального поведения и обещали, неявно или явно, что тогда наступит счастье и любовь. Основополагающая идея состояла в том, что любовь — это плод сексуального наслаждения, и если два человека научатся сексуально удовлетворять друг друга, то они будут любить друг друга. Это соответствовало общей иллюзией того времени, что использование правильной техники способно решить не только технические проблемы индустриального производства, но также и все человеческие проблемы. Игнорировался тот факт, что истина прямо противоположна этому основополагающему предположению.
Любовь не является результатом адекватного сексуального удовлетворения, сексуальное счастье — даже знание так называемой сексуальной техники — это результат любви. Если бы этот тезис нуждался в ином, помимо повседневного наблюдения, доказательстве, то такое доказательство можно найти в обширном материале психоаналитических данных. Изучение наиболее часто встречающихся сексуальных проблем — фригидности у женщин и более или менее острых форм психической импотенции у мужчин — показывает, что причина здесь не в отсутствии знания правильной техники, а в торможениях, производящих эту неспособность любить. Страх или ненависть по отношению к противоположному полу служат причиной тех трудностей, которые мешают человеку отдаваться полностью, действовать спонтанно и просто довериться сексуальному партнеру в полной физической близости. Если человек, подверженный сексуальным торможениям, сможет избавиться от страха или ненависти и обретет способность любить, исчезнут и ее или его сексуальные проблемы. Если нет, то не поможет и знание сексуальной техники.
Но хотя данные психоаналитической терапии указывают на ошибочность идеи, что знание правильной сексуальной техники ведет к сексуальному счастью и любви, теории Фрейда оказали большое влияние на представление, что любовь сопутствует обоюдному сексуальному удовлетворению. Для Фрейда любовь была, в основе своей, сексуальным феноменом. «Человек, на опыте убедившись, что половая (генитальная) любовь дает ему самое большое удовлетворение, так что она, фактически, становится для него прообразом всякого счастья, вынужден вследствие этого искать свое счастье на пути сексуальных отношений, ставить генитальную эротику в центр своей жизни» [47]
. Переживание братской любви, по Фрейду, это результат сексуального желания, но сексуальный инстинкт оказался при этом преобразован в импульс, направленный на «запретную цель». «Любовь, направленная на нечто запретное, была первоначально чувственной любовью, и в бессознательном человека она все еще остается таковой» [48]. Что касается чувства слиянности, единства («океанического чувства»), являющегося сущностью мистического переживания и источником самого сильного чувства единства с другим человеком или с ближними, то оно было интерпретировано Фрейдом как патологический феномен, как возврат к состоянию раннего, «безграничного нарциссизма» [49].Сделав еще только один шаг, Фрейд счел любовь, в сущности, иррациональным феноменом. Различия между иррациональной любовью и любовью как проявлением зрелой личности для него не существует. Он подчеркивал в своей работе о переносе любви [50]
, что любовь, перенесенная на другой объект, в сущности своей не отличается от «нормального» феномена любви. Влюбленность всегда граничит с ненормальностью, всегда сопровождается слепотой в отношении действительности, подчиненностью слепой силе и является перенесением с объектов детской любви. Любовь как разумный феномен, как вершина достигнутой зрелости, не составляла для Фрейда предмета исследования, поскольку она для него вообще реально не существовала.