Искусство обольщения

Ричард поднялся с колен и стал раздеваться. Сильное тело, мощное и мужественное, мощная, развитая грудь, покрытая темным волосом, притягивала взор, вызывала желание прикоснуться к ней, пробежать пальцами по этим скульптурным контурам. Тонкая талия, узкие, но мускулистые бедра. Все в нем, каждый дюйм тела, отличалось необузданной, мужественной красотой. И член его, дерзкий, набухший, стремительно поднимался под взглядом Мэйсон. Ричард был сложен так, что сам Аполлон мог бы ему позавидовать. Сев рядом с Мэйсон на кресло, он прошептал:

– Не торопись, почувствуй дух этого места. Подумай о том, что за свою долгую историю видели эти стены. Подумай об энергии, которой обладают все эти восхитительные предметы искусства, собранные в одном месте. Энергия, что взывает к нам, что говорит с нами без слов, но так ясно, так мощно… Пусть эта энергия войдет в нас, овладеет нами, даст нам силы выдержать то, что нам предстоит. Пусть она сплавит нас воедино.

Слова его западали Мэйсон в душу. Она чувствовала ту энергию, о которой говорил Ричард, квинтэссенцию всего того, что создали великие мастера, их боль, их страдание и их гений, сумевший превратить даже само страдание в красоту. Эта энергия наполняла ее, дарила ей уверенность и веру. Словно сами боги давали ей благословение на то, чтобы она соединилась с ним в одно целое.

Она взяла его в рот и почувствовала, как он еще сильнее набух там, внутри, заполнил собой все свободное пространство. И та пустота, что зияла в ее сердце столько лет, тоже начала наполняться. То чувство, что охватило ее, было выше блаженства. Словно она унеслась на иной, более высокий уровень существования. И, покуда он скользил внутрь ее рта и обратно, Мэйсон потеряла всякое представление о времени, о том, кто она, и о том, что может принести ей завтра, или следующая неделя, или следующий месяц. Она чувствовала Удовлетворение, и благодарность, и исключительную целостность, которая была выше всего того, что она могла бы вообразить, и ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось.

Однако Ричард все же вышел из нее, опустил ее на шезлонг и встал на колени рядом.

– Я хочу вкусить тебя, – сказал он и припал губами к ее лону.

Язык его был как жаркое пламя. Когда Ричард нашел ее нежный клитор и умело принялся за работу, Мэйсон перенеслась туда, где уже успела побывать только что, где понятия времени не существовало, где было одно лишь наслаждение. Наслаждение, которое нарастало, нарастало и нарастало, пока вся она – тело, ум, душа – не открылась свободно навстречу Ричарду, ликуя от экстаза, рожденного его языком.

Как только закончились спазмы оргазма, Ричард вошел в нее и вновь перенес Мэйсон в мир чистого восторга. Он загонял себя в нее, и она поднималась ему навстречу, и они обнимали друг друга так крепко, что сложно было сказать, где начинается тело одного и где кончается тело другого.

– Глубже, – приказывала она. – Глубже… Не останавливайся… оторвись от земли… глубже, глубже…

Ричард вскрикнул и откинул голову. Когда он выплеснул в нее семя, она почувствовала, что уносится куда-то, меняется, перетекает в него, сливается с ним, сливается… сливается… Ее тело не могло вместить его. Она закричала, и весь огромный дворец эхом повторил ее крик.

– О Боже…

И, когда все осталось позади, Мэйсон лежала, свернувшись калачиком в объятиях Ричарда, и чувствовала себя божественно. Сонно она взглянула на шедевр Леонардо.

Извечная тайна оказалась раскрыта.

Она знала, почему улыбалась Джоконда.

Глава 18

То было чудо! После всех переживаний, всех подозрений и страхов, что неотступно следовали за ней с тех самых пор, как Эмма открыла ей, кем на самом деле является Ричард, все вдруг само встало на место, словно некая добрая фея махнула волшебной палочкой, и все мечты Мэйсон разом осуществились. Все сразу. Работа, признание, поддержка и любовь мужчины, который знал ее и ценил. И необходимость оставаться в маске для всего мира казалась малой ценой за столь многие блага. Теперь ей больше не придется лгать Ричарду. Эта ноша упала с ее плеч. А что там думает о ней весь остальной мир, ей все равно, главное, с ним она может быть самой собой.

Прошло два дня с той ночи, когда Лувр стал свидетелем интимной близости Мэйсон и Ричарда. В ту ночь они вернулись в номер Ричарда и снова любили друг друга. Они даже ели, не вставая с постели и не одеваясь. Ричард, казалось, стал совсем другим: расслабленным, непринужденно веселым и остроумным, временами озорным, как мальчишка, временами горячим и страстным. По молчаливому соглашению они не говорили о том, что было между ними раньше, как не говорили о том, что происходит за стенами их номера. Каждый подсознательно старался сохранить в себе как можно дольше магию пережитого в Лувре. Словно, кроме них, на свете людей не было. Словно они и вправду были Адамом и Евой. Даже появление коридорного, доставлявшего им еду, или горничной, приходившей убирать номер, воспринималось как Досадное вторжение извне. Как попытка нарушить сакральное уединение.