Искусство перевоплощения

— Вот так вот лучше, а то уж больно вы похожи с этим…

Я тоже взвела курок.

— Давай-давай, — ухмыльнулся Мутный, — только попробуй, я враз этому придурку мозги вышибу.

— Очень может быть, — стараясь говорить как можно тверже, произнесла я, — но и я успею на курок нажать, так что вы с ним в паре на небеса отправитесь.

— Отправимся, — согласился Мутный, — и мы отправимся, и ты далеко не уйдешь. Охраны здесь пятьдесят человек, все знают тебя в лицо, и этого придурка знают в лицо — я уж об этом позаботился. Дал приказ — в случае чего стрелять на поражение.

Я промолчала.

— Все, Евгения, — продолжал улыбаться Мутный, — приехали.

Я все молчала, но пистолет не опустила, что, впрочем, Мутного нисколько не беспокоило.

— Я… в туалет хочу, — заплетающимся языком произнес вдруг Василий, — писать…

— Тебя же водили утром, — неприязненно заметил Мутный.

— То утром… Еще хочу…

— Ничего, перехочешь. Потерпишь. Тем более, — он снова ухмыльнулся, — терпеть тебе недолго осталось, — посмотрел на часы: — Наш выход. Пойдем. И Женя вот с нами тоже пойдет… Вылезай, — приказал он мне, — резких движений не делай, пистолет мой на землю положи.

Я повиновалась.

— Отлично. Теперь отойди… на пять шагов!

Я снова повиновалась.

Мутный выволок из машины едва стоящего на ногах Василия, быстро нагнулся и поднял с земли свой «кольт».

— Наконец-то, а я уж думал никогда тебя не увижу, — любовно сказал он пистолету.

Бросил пистолет, который держал до этого в руках, на заднее сиденье автомобиля и, приставив свой «кольт» к виску Василия, оглянулся.

К нам шли человек десять охранников. Ахтырко был тоже с ними. А больше никого здесь не было. Мы находились позади трибуны, вокруг только деревья, и ни одного прохожего не видно из-за машин, стоящих на этом пятачке, — все ведь люди на этом мероприятии треклятом.

— Ну вот, — серьезно, торжественно даже, сказал Мутный, — сейчас дождемся аплодисментов и начнем.

Догадаться нетрудно, зачем Мутному было дожидаться аплодисментов. Чтобы они заглушили звук выстрела. В кого он будет стрелять, тоже определить легко — Василий им еще нужен, а вот я…

Ахтырко с охранниками подошли наконец к нам. Стояли молча за спиной у Мутного. Ждали.

Василий тихо мычал, раскачиваясь в руках Мутного. Он вообще вряд ли что соображал. И вряд ли мог что-то сказать.

Я тоже молчала. Старалась изобразить так называемый, «взгляд в лицо смерти». У меня не получалось. Наверное, потому, что умирать-то я как раз не собиралась.

Наконец послышался звук нарастающих аплодисментов. Мутный дождался, пока рукоплескания набрали силу, кивнул головой и, оторвав ствол от виска Василия, направил его в мою сторону.

Потом посмотрел мне прямо в глаза и принялся раз за разом нажимать на курок.

Вместо ожидаемых выстрелов, прозвенели только едва слышные из-за аплодисментов щелчки.

Я опустила руку в карман и взглянула на Мутного, по лицу которого сразу поняла, что до него дошло наконец, что все мое поведение — и то, как я легко сдалась и отдала ему его же пистолет, из которого заблаговременно вынула все патроны, — все это был хорошо рассчитанный спектакль.

Я ведь прекрасно знала, что Мутный, как бывший военный, не сможет не отнять у меня свой пистолет. Всем известно, а уж мне и подавно, что оружие у военных — все равно что любимое дитя…

Мутный, оттолкнув от себя Василия (который тут же потрусил в кусты, расстегивая на ходу ширинку), бросился в салон автомобиля за пистолетом.

Вырвав из кармана две дымовые бомбочки, я швырнула одну из них в толпу охранников, а другую прямо в затылок Мутного.

Бабахнуло ничего себе. Тут никакие аплодисменты не заглушат. Пока еще все вокруг не заволокло густыми черными клубами дыма, я успела заметить, как рухнул на землю возле машины Мутный, у которого бомбой снесло полголовы, как, беспорядочно стреляя, разбегались в разные стороны ошалевшие от такого поворота событий охранники, как импозантный Ахтырко, пачкая грязью дорогой пиджак, повалился на землю, закрывая голову руками.

Последняя сцена была так интересна, что я с удовольствием осталась бы полюбоваться ею еще, но, к сожалению, через несколько секунд не стало видно ничего вокруг — только черный дым. Да и нам с Василием пора было двигать отсюда.

Рассказать обо всем Дмитрию Федоровичу придется, конечно (то-то он обрадуется, что главный претендент на его место уже не в счет!), но рассказывать будем потом. Сейчас менты тут… А они обычно в таких ситуациях длинных повествований выслушивать не намерены, они в кутузку попихают всех — и правых и виноватых, — а потом разбираться будут. Так что…

Кстати, Василия в этом кромешном дыму я нашла без труда. Решив, что дым — это всего лишь его белогорячечный бред, он уселся на землю, сжал голову руками и дико завыл.

Громко. На весь парк…

* * *

— Ну и подумаешь, — тараторила тетя, наливая мне чаю и подкладывая большой кусок сливового пирога, — забудь ты про это, и все. Главное, цела и невредима осталась.

— Да уж, — проворчала я, принимая чашку, — забудешь такое.