Искусство порока

Атина чувствовала себя полной дурой. Почему она подумала, что достойна замужества? У нее нет ни богатства, ни титула, ни перспектив. Годы цветущей юности прошли — и никакой корсет не изменит этой реальности. До чего она самонадеянная! Решила, что смогла завоевать сердце и восхищение такого человека, как Кельвин. Ей хотелось ненавидеть его, но вместо этого она ненавидела себя.

— Атина, то, что случилось, не изменит его намерения жениться. Он все равно на тебе женится.

— Я не хочу выходить за него замуж! — воскликнула Атина — слишком громко, что было неблагоразумно. — Он только что доказал меру своей любви ко мне. Неужели ты действительно думаешь, что я свяжу себя узами брака с человеком, который готов прыгнуть из моей кровати в кровать другой женщины? Сидеть дома и ждать, когда он вернется, и от него будет пахнуть так, как от женщин, подобных этой Понсонби?

Эстер ласково гладила плечо Атины.

— Ты расстроена, я понимаю, но подумай, о чем ты говоришь. Кельвин Бредертон — граф и завидная партия для любой женщины. У тебя и у твоего дедушки будет прочное положение. Не забывай об этом.

— Эстер, ты говоришь так же, как герцогиня Твиллингем. А как насчет того, чтобы выйти замуж по любви и жить в состоянии взаимного восхищения? Как насчет того, чтобы связать свою жизнь с человеком, который намерен уважать тебя и пожертвовать всем ради твоего счастья? Разве не это важнее всего?

Эстер неуверенно пожала плечами.

— Моя мама говорит, что самую большую радость, на которую может надеяться женщина, — это быть замужем и стать матерью. Если мужчина относится к женщине с уважением к ее предназначению в жизни, он выполнил свой долг. Ты не можешь ждать от мужчины, что он будет верен только одной женщине. Они устроены по-другому. Поэтому у них есть любовницы.

Атина хорошо понимала истину этих слов. Но применительно к себе решительно отказывалась ее принять.

— Почему я должна довольствоваться лишь половиной страсти мужчины?

— Не знаю. Некоторые женщины — те, которым повезло, — становятся женами. Остальные должны смириться с долей проституток. Так уж устроен мир.

Атина огляделась. В свете фонарей каждая дорожка, каждое дерево и все беседки сверкали так, будто были сотканы из звезд. Поистине захватывающее зрелище… но все казалось каким-то нереальным. Настоящая красота парка была спрятана за обманчивой маской тщеславия.

Компромисс. Она попробовала это слово на вкус, будто это был какой-то заморский фрукт. Неужели это правда, что ползамужества лучше, чем его отсутствие? Неужели большинство женщин соглашаются на брак потому, что им нужны защита и содержание? Неужели даже королевы выходят замуж за мужчин не по любви, а руководствуясь долгом — потому что это может увеличить их владения? Неужели она считает себя лучше их?

Атина вскочила со скамьи, вытерла остатки слез и быстро направилась в сторону выхода из парка.

— Это не мой путь. Хватит разыгрывать из себя леди. Зачем ломать комедию? Ради красивой свадебной церемонии, за которой последует холодная супружеская постель? Это не для меня. Подумать только, я старалась переделать себя ради вот этой… этой кучи дерьма. Будто всем мужчинам нужно, чтобы женщина была строгой и приличной. Это самая большая глупость, которую я когда-либо слышала. Спросите у леди Понсонби. Она вам ответит.

— Куда ты идешь? — крикнула ей вдогонку Эстер.

— Домой. Устрою небольшой костерчик из книжки графини Кавендиш под названием «Совершенная женщина. Как вести себя в обществе. Руководство для молодой женщины».

Глава 4

— Маленький французский мальчик бежит домой и кричит: «Мама, мама, папа стоит на крыше и грозится спрыгнуть вниз!» А мать отвечает: «Скажи своему папе, что я наградила его рогами, а не крыльями». — Адмирал громко рассмеялся собственной шутке. Маршалл Хоксуорт тоже хихикнул, отчего золотые эполеты у него на плечах слегка задрожали.

Дымок от адмиральской сигары вызвал у Маршалла воспоминания о той Англии, которую он покинул, чтобы уйти в море. Жареная утка, отличный портвейн, сигары — это все были знакомые вкусы и запахи дома. Что-то, конечно, изменилось — отражавшееся в зеркале во время бритья лицо немного задубело от морского ветра, светлые волосы выцвели от яркого солнца, а многочисленные сражения, в которых ему довелось участвовать, оставили неизгладимый след в виде глубоких морщин. Все остальное было прежним — особенно шутки.

Адмирал вытер выступившие от смеха слезы и спросил:

— Как тебе портвейн, мой мальчик?

Маршалл поставил на стол пустой стакан.

— Первоклассный. Он намного лучше того пойла, которое мы пьем на корабле, однако эффект тот же самый.