Например, в тихом городке Рай, далеко от модных лондонских фехтовальных школ, у неких Джона Вулффа и Джона Пирса нашлось достаточно знаний, смелости, амбиций и гордости, чтобы вести себя как почтенные джентльмены. Оба они жили в доме Эдварда Гриффина, что практически со стопроцентной вероятностью говорит нам о том, что они холостяки. Джон Пирс, по меньшей мере, точно не был обладателем дворянского герба – в записях он значится как обычный матрос, а домовладелец героев нашего повествования был простым пивоваром. В общем, ситуация максимально далека от мира придворного изящества. Первый конфликт между Вулффом и Пирсом произошел поздно ночью 15 февраля 1599 года, всего через четыре года после издания влиятельной книги Савьоло. Время действия намекает на обильные возлияния, хотя мы не можем быть уверены в точности, и обмен словами привел к «одному или двум ударам кулаками». Пока что все развивается вполне обычно – именно такое поведение мы наблюдали у многих других простолюдинов, – но на рассвете они встретились возле городской стены, достали рапиры и устроили дуэль.
Идея «дуэли за честь» казалась соблазнительной не только ее потенциальным участникам. Судей тоже привлекал налет таинственности, утонченности и мужской храбрости. Если вы убьете кого-то на дуэли, вас, скорее всего, отдадут под суд по обвинению в убийстве, но очень немногих признавали виновными; практически во всех случаях вердикт звучал как «непредумышленное убийство по случайности». В отличие от убийства такой вердикт позволял образованному человеку (который умел читать или по крайней мере знал наизусть латинские стихи из Библии) сослаться на «неподсудность духовенства», после чего приговор смягчался со смертной казни до клейма на руке и, возможно, штрафа. Подобные дела не были бы столь распространены, если бы к дуэлянтам не испытывала определенную симпатию правящая элита. Подобное снисходительное отношение проявлялось даже к простолюдинам вроде Джона Пирса, которого признали виновным именно в убийстве по неосторожности после того, как он убил своего противника уколом, который, судя по всему, пробил бедренную артерию. Джон Вулфф умер «немедленно» от небольшой раны «в правое бедро недалеко от живота».
Первое упоминание о полуорганизованных бандах относится к 1598 году, когда Стивен Госсон прочитал в Лондоне проповедь, в которой жестко раскритиковал так называемую Проклятую шайку («Damned Crew»); он назвал их «людьми, которые не страшились и не думали о Аде и Рае и даже наслаждались подобным прозвищем». То были «ревущие юноши», которые собрались вместе, объединили силы и вели скандальный образ жизни, набираясь смелости друг от друга и подначивая тех, кто стеснялся. Поодиночке они были просто «лохами» и «щеголями», которых космополитичные лондонцы осмеивали и обдирали как липку, но вот вместе они терроризировали целые районы. «Проклятая шайка» также упоминается в трактате Николаса Бретона «Королевский двор и деревня», где все хорошее, что есть в деревенской жизни, противопоставляется всему плохому, что есть в жизни модника-придворного, который «не снесет лжи, не причинив смерти, вызовет на дуэль за хмурое лицо и убьет за дурное слово, ищет приключений ни за что или, может быть, даже хуже, чем ни за что, потеряет земли, имущество, жизнь или все сразу из-за убийства или кровавой сделки, чтобы порадовать проститутку, и станет капитаном дьявольской армии или щеголем из «Проклятой шайки».
«Проклятая шайка» периодически упоминается в стихах и пьесах того времени, подчеркивая то, насколько они были известны на заре XVII века. Они были странными, экзотичными и привлекали внимание. В 1560–70-х годах по улицам разгуливали группы «лихих парней». По большей части они были высокородными ливрейными слугами, а компанию обычно выбирали в зависимости от семейных и политических связей своих лордов и хозяев. Если они начинали бесчинствовать, власти могли потребовать от их сеньоров утихомирить их. А вот «Проклятая шайка» была независимой бандой, которую ничто не ограничивало. То было содружество единомышленников, богатых и независимых молодых людей, которые отвернулись от обычных правил общества, пользуясь всеми привилегиями, которые давало им положение в обществе, но при этом не беря на себя никакой ответственности. Будучи сыновьями джентльменов (или, по крайней мере, притворяясь сыновьями джентльменов), они вовсю пользовались правом носить рапиры и кинжалы, ярко одевались и ходили «надменно», как придворные. Они собирались для игр в карты и кости, публично хвастались своими любовницами в гостиницах и тавернах города, они были громкими и грубыми, оскорбляя окружающих. А еще они были склонны к насилию. Несдержанность и готовность по любому поводу выхватить шпагу легли в самую основу их репутации.