Искусство провокации: как толкали на преступления, пьянствовали и оправдывали разврат в британии эпохи возрождения

Отвращение и неприязнь к небрежному контролю над телом выражаются в «звериных» терминах. Отрыжка, зевание, почесывание и потягивание заставляли очевидцев вспомнить поведение сельскохозяйственных животных. Считалось, что Бог даровал нам тела, в которых во многом происходят те же процессы, что и у зверей, но вместе с тем, и это уже уникальная черта, Бог даровал нам разум, чтобы мы могли контролировать себя и чтобы наше поведение больше напоминало ангелов. Изгнание из Эдема, как утверждали богословы, научило нас стыду и показало нам новый способ выражения нашей человечности – через одежду. Набожный человек принимал физические процессы своего тела, но укрощал их, упорядочивал и благопристойно скрывал. Физическая телесная дисциплина помогала нам учиться дисциплине духовной. Теряя контроль над физическим телом, мы позволяли проявиться звериной сущности и становились менее человечными. Чесаться – это «по-собачьи», постоянно зевая, вы становились похожи на лягушку, пускать слюни – это «свинство», а те, кто громко портил воздух, напоминали коров. Подражание поведению животных приводит к деградации и падению. Если вы плюете или сморкаетесь, не обращая внимания на других, или едите с открытым ртом, хлюпая и чавкая, вы тем самым вызываете инстинктивное отвращение окружающих и при этом выставляете себя менее достойным звания человеческого существа – вы становитесь недочеловеком, с которым не стоит водить знакомство. Оскорбление было многослойным.

Жопа

Будучи аллюзией на самую грязную из телесных функций – но без появления собственно экскрементов, – пуканье и даже разговоры о нем достаточно неприятны, чтобы спровоцировать более чувствительного слушателя или вызвать смех у более шумного. Одну из моих любимых хитрейших форм можно найти, например, в «Цветах эпиграмм» Тимоти Кендалла (1577):

Она всюду таскала с собой пукающего пса,
Как вы думаете, зачем?
Затем, чтобы, пустив ветры,
Кричать: «Плохой пес, плохой!»

На гравюре Джорджа Гловера, созданной примерно в то же время, изображается похожее явление. На ней вы видите модную леди с цветком и маленькой «карманной» собачкой, носящей титул «oderatus» («благоуханная»). Это визуальное изображение чувства обоняния, а сопровождающий гравюру стих гласит:

Весьма изящно наше обонянье,
Мы любим запах розы и фиалки.
Но если пахнет неприятно рядом —
Во всем собаку обвиним мы тут же.

Отговорка, что воздух испортила ваша собака, действовала не всегда: уже тогда люди вполне понимали, в чем дело.

Разговор о пуканье послужил отличным материалом для пародии на тяжеловесные и неуклюжие девизы и эмблемы того времени. А еще он отлично подходит для политической сатиры. «Парламентский пук» 1607 года был одним из самых популярных и долговечных политических комментариев того времени; его периодически пополняли и обновляли вплоть до 1630-х. Вдохновленная настоящим пуком Генри Ладлоу – весьма громким, изданным во всеуслышание и вызвавшим хохот всей палаты общин, – поэма начинается со следующих слов: «Never was bestowed such art, / upon the tuning of a fart» («Никогда еще так искусно не настраивали пук»). Произведение было пересыпано каламбурами и упоминаниями имен известных депутатов того времени:

…очень неприятное движение,
Хотя сэр Генри Дженкин не согласился:
Движение хорошее, но для вонючек.

(Словом «motion», конечно, обозначалось одновременно опорожнение кишечника и предложение законопроекта в парламенте.) Поэма так долго сохраняла популярность благодаря своему замечательному юмору и простой, предсказуемой структуре: ее даже превратили в балладу и пели на хорошо известный мотив. Кроме того, размер был настолько прост, что любой достаточно остроумный человек мог без труда присочинить к поэме несколько новых строк.