Искусство путешествовать

Всем нам знакомо это ощущение: путешествие, совершаемое на самом деле, оказывается совсем не таким, каким мы его себе представляли. Представители школы пессимистов, почетным отцом-основателем которой по праву мог бы считаться герцог Эссент, утверждают, что этот феномен является лишь частным проявлением более общего закона: с их точки зрения, реальность по сравнению с воображаемым миром всегда оборачивается не чем иным, как чередой разочарований. Попробуем несколько скорректировать это излишне категоричное суждение и будем исходить из того, что реальность не хуже, чем вымышленный мир, что она просто другая.

В один ясный безоблачный февральский полдень — по прошествии двух месяцев ожиданий и предвкушений — мы с М., моей компаньонкой по этому путешествию, приземлились в аэропорту Грэнтли Адамса на Барбадосе. От самолета до невысокого здания терминала мы шли пешком. Прогулка оказалась короткой, но ее вполне хватило для того, чтобы ощутить последствия случившейся за время перелета революции в климате и в первую очередь — в температуре окружающей среды. Буквально за несколько часов я перенесся в царство жары и влажности, причем жарко и влажно здесь было так, как у нас дома не бывает даже в самое знойное лето.

Ничего из того, что я увидел вокруг себя, не соответствовало моим ожиданиям, что, впрочем, может удивить лишь того, кто понятия не имеет, что именно я ожидал здесь увидеть. Должен признаться, что за несколько недель, прошедших в изучении рекламных буклетов и расписания полетов, в моем воображении выкристаллизовались и словно окаменели три неподвижные картинки-слайда, которыми в общем-то и исчерпывались мои представления об отдыхе на Барбадосе. Первым из этих стоп-кадров было изображение пляжа с пальмами на фоне спускающегося за океанский горизонт солнца. Вторым сформировавшимся в моем мозгу образом был гостиничный домик-бунгало, через распахнутые стеклянные двери которого виднелась комната с деревянным полом и кроватью, застеленной белоснежным бельем. Третьим образом Барбадоса было для меня лазурное небо.

Разумеется, надави на меня кто-нибудь в этом отношении — я легко согласился бы с тем, что на этом острове должно быть что-то еще. Мне просто не требовались другие элементы для того, чтобы создать о нем собственное представление. Я вел себя, как зритель в театре, который без труда соглашается, что разыгрываемое перед ним действо происходит в Шервудском лесу или Древнем Риме, пусть даже место действия обозначается всего-навсего нарисованной на заднике веткой дуба или одним-единственным наброском дорической колонны.