Искусство путешествовать

В Мадриде заезжему туристу настойчиво предлагают с восхищением обозреть Пасасио Реаль — королевскую резиденцию восемнадцатого века, знаменитую в первую очередь монаршими покоями, пышно и даже избыточно украшенными в барочном стиле под руководством Гаспарини, самого модного в те времена дизайнера интерьеров, а затем, буквально несколько минут спустя, посетить Центр искусств королевы Софии — лаконично оформленную, побеленную от пола до потолка галерею, коллекция которой полностью составлена из произведений искусства двадцатого века. Наиболее известная работа, хранящаяся в этом музее, — это «Герника» Пикассо. При этом все мы прекрасно понимаем, что человек, настроенный углубить свои познания или просто интересующийся дворцовой архитектурой восемнадцатого века, ни за что не пойдет в галерею королевы Софии, а, посетив Паласио Реаль, постарается съездить в Прагу или Санкт-Петербург.

Путешествие выворачивает нашу любознательность наизнанку, подчиняя его поверхностной географической логике. Столь же поверхностным и бесполезным был бы, например, университетский курс лекций, посвященный описанию и классификации книг по их формату, а не по содержанию и тематике напечатанных в них текстов.

10

Ближе к концу жизни, спустя много лет после южноамериканских экспедиций, Гумбольдт — со смешанным чувством сочувствия к самому себе и законной гордости — жаловался в дневнике: «Люди часто спрашивают меня, почему у меня такие разносторонние интересы: ботаника, астрономия, сравнительная анатомия? Но разве можно запретить человеку интересоваться всем, что его окружает, разве можно запретить хотеть познать мир?»

Разумеется, мы ничего запрещать не можем и даже пытаться не будем. Наоборот, мы скорее ободряюще похлопаем такого любознательного исследователя по плечу, выкажем ему уважение. Но в то же время пусть у нас в душе останется хотя бы малая толика сочувствия по отношению к тем, кто, оказавшись в незнакомом, явно интересном месте, вдруг понимают, что не хотят никуда идти, не желают ничего видеть и мечтают только о том, чтобы улететь домой ближайшим самолетом и провести оставшееся время, не выходя из гостиницы и не высовывая носа из-под одеяла.

Ландшафт

V. 13 городе и за городом

Место: Озерный край

Гид: Уильям Вордсеорт

1

Из Лондона мы уехали на послеобеденном поезде. Мы договорились с М., что я буду ждать ее в метро на станции «Юстон». Я стоял в переполненном вестибюле и смотрел на людей, бесконечными вереницами поднимавшихся по эскалаторам. Только чудом, подумал я, мы с М. сумеем найти друг друга в этой толпе. Не меньшим чудом, по идее, должен был казаться тот факт, что из всех людей мне странным образом больше всего хотелось найти и увидеть именно ее, а не кого-то другого.

Ехали мы через самое сердце Англии, и городской пейзаж мало-помалу начинал сменяться сельским. Впрочем, скоро, стемнело, и вагонные окна превратились в печальные темные зеркала, в которых отражались только наши лица. Где-то в районе Сток-он-Трент я решил сходить в вагон-ресторан. Я шел по качавшимся (так, словно я был навеселе) вагонам и по своему обыкновению с нетерпением ждал возможности съесть что-нибудь, что было бы приготовлено не на нормальной кухне, а в несущемся на полном ходу поезде. Таймер микроволновки сначала лязгнул, как детонатор из старого фильма про войну, а затем мелодично звякнул, возвещая, что с моим хот-догом покончено. В этот момент мы как раз проезжали перекресток с какой-то дорогой — шлагбаумы были опущены, а чуть дальше мне удалось разглядеть наполовину стертый сумерками силуэт коровьего стада.

На станцию Оксенхольм (на всех табличках которой это название как субтитрами сопровождалось пояснением: «Озерный край») поезд прибыл около девяти часов вечера. С нами на платформу вышло всего несколько человек. Все вместе мы побрели к выходу в город; было свежо, и изо рта у нас шел пар. Остальные пассажиры остались сидеть в вагонах. Кто-то дремал, кто-то читал. Озерный край был для них всего лишь одной из остановок в пути, одной из многих — точкой в пространстве, где можно на мгновение оторваться от книги, посмотреть в окно на бетонные урны, симметрично обрамляющие платформу, сверить время по станционным часам и, быть может, непроизвольно зевнуть — не таясь и даже не прикрывая рот рукой, — затем, когда поезд, набирая ход, вновь возьмет курс на Глазго, вновь вернуться к недочитанной странице.