Искусство расследования преступлений

В то же время это дело дает для органов расследования поучительный пример, который показывает, насколько бесплодными являются усилия следователя вскрыть истину, если он ограничивается минимумом тех принятых на веру сведений, которые дают ему близкие к потерпевшему лица и обвиняемый, и не постарается проанализировать сам всех деталей дела и углубить расследование проверкой таких второстепенных, на первый взгляд, несущественных обстоятельств, сопоставление которых с другими данными дела может привести к точным и естественно логическим ответам на самые главные и основные вопросы расследования.

В этом деле, по которому обвиняемый был осужден судом на основании косвенных улик, для следователя открывался целый ряд возможностей дать полную картину события и разрешить загадку, которая осталась неразрешенной; но эти возможности не были использованы.

* * *

26 июля 1922 года рано утром выехал Дага Бембетов из своего родного хотона[3] Дзюнгарово вместе с народным судьей Эркетеневского уезда Мангутовым по направлению к Эркетеневскому райисполкому, находящемуся верстах в 60 от его хотона.

Бембетов был одет в белую рубаху и желтые плисовые брюки, а за седлом у него был привязан суконный, цвета хаки, бемшет; никакого оружия при нем не было. Три дня назад он вернулся из Астрахани, где отбывал наказание по приговору революционного трибунала от 13 октября 1921 года, выполняя принудительные общественные работы при ЦИК’е Калмыцкой области, как осужденный за участие в бандитском движении. А теперь, по постановлению Президиума. ЦИК’а, он направлялся в распоряжение Эркетеневского райисполкома на работу для дальнейшего отбывания наказания и вез к председателю райисполкома Шараеву полученные им 19 июля в Астрахани от Президиума ЦИК воззвания к амнистированным гражданам, принимавшим участие в бандитских шайках в пределах Эркетеневского уезда, где бандитизм до последнего времени еще не был совершенно ликвидирован. В этих воззваниях амнистированные дезертиры-бандиты призывались ЦИК'ом и областным Калмыцким комитетом РКП к занятию мирным трудом, причем им давалась гарантия, что они ни к какой ответственности за бандитизм, в случае добровольной сдачи, привлечены не будут.

Получив разрешение вернуться на работу в свой уезд, Бембетов сознавал важность данного ему поручения и говорил перед отъездом свой жене Бува Бембетовой и ночевавшему у него народному судье Мангутову, что он примет все меры к тому, чтобы бандиты сдались добровольно, о чем и будет говорить с председателем райисполкома Шараевым.

На дороге Бембетов с Мангутовым разъехались: последний поехал по своим делам другой дорогой, а Бембетов поехал дальше один. Проехав около 30 верст, Бембетов часов в 12 дня сделал остановку в Дунду-Хачиновом хотоне, у своего знакомого — председателя Амтинского сельсовета Мучеряева, где попил чаю и отдохнул, а часа в 3–4 дня отправился дальше, сказав, что рассчитывает переночевать у Шараева, а завтра доедет обратно домой…

Домой, однако, Бембетов не вернулся; в этот же день, около 10–14 час. вечера он был убит, и труп его был найден на урочище Малзан, на Малзанском бугре, не доезжая 1–1½ версты от кибитки Шараева. Убит он был Нимгиром Шараевым, к которому он ехал с поручением от ЦИК’а и который сам заявил о совершенном им убийстве.

Здесь, прежде всего, следует отметить, что Бембетову после выезда его в 3–4 часа дня из Дунду-Хачинова хотона, где он делал остановку, оставалось проехать до урочища Цохта, — до кибитки Шараева, — около 30 верст, или немного меньше, причем вторая половина этого пути Бембетова лежала через степной хотон Бин-Багут, за которым находится гатлаган Кирмчик (переезд через воду) и далее Малзанский бугор. Как проехал весь указанный путь от Дунду-Хачинова хотона и до Мадзанского бугра Бембетов, заезжал ли он куда-нибудь и видел ли его кто-нибудь на этом пути между 3–4 час. дня и 10–11 час. ночи, — осталось при следствии невыясненным. И что произошло при встрече Бембетова с Шараевым, при каких обстоятельствах и по каким мотивам совершено это убийство, — осталось загадкой.

Центральным моментом в деле, освещающим обстановку преступления, явилось показание самого Шараева, по словам которого убийство произошло при следующих обстоятельствах.

Утром 26 июля он, Шараев, поехал в степные хотоны, чтобы предупредить живущих в них калмыков о готовящемся на них нападении со стороны появившейся в степи банды в 40 человек под командой главаря Костина. Он заезжал потом в урочище Утаче к отцу своему Якову Шараеву, а обратно поздно вечером он возвращался к себе домой, т. е. в урочище Цохта. После заката солнца, проезжая урочищем Заха-Теке, недалеко от Бин-Багут, он встретился с ехавшим на лошади Дага Бембетовым, которого он знал раньше; они поздоровались друг с другом, но разъехались, не останавливаясь, так как он, Шараев, в виду позднего времени, торопился домой. После этого, спустя, примерно, полчаса времени, он, Шараев, услышал позади себя конский топот, и, обернувшись мельком, увидал быстро, полным карьером скачущего за ним всадника в белой рубахе…