… Эта сцена, — заявил при допросе Петров, — произвела на меня тяжелое впечатление, и я не решился расспрашивать его о подробностях.
Будучи допрошен 3 и 7 июня, Новиков категорически отвергал возникшее против него подозрение в убийстве, а 8 июня, содержась под стражей в Губрозыске, он написал собственноручно признание о совершенном им убийстве проф. Брауна.
Послав записку Тане, — пишет Новиков в своем признании, — он, придя в партклуб, стал думать, что профессор ее не пустит, тогда как ему безумно хотелось видеть Таню, и потому он побежал в десятом часу на квартиру Брауна, надев на себя по дороге машинально нечто вроде пиджака и сев, кажется, за пешеходным мостом, на извозчика; приехав и войдя в квартиру и приблизившись к профессору, он стал просить у него отдать ему Таню, а когда получил отказ, то крикнул: «руки вверх», и выстрелил, после чего выбежал, сел на извозчика, по дороге с которого соскочил, бросил толстовку и браунинг в канаву, причем сам помчался в партклуб, где через несколько времени ему и сказал Пахомов, что его ждет Таня, к которой он и вышел. Свое сознание он закончил так: «Вот и все. Я никуда не уйду. Мне больно. Меня считали за хорошего, честного человека, а я убил».
Того же 8-го июня при допросе Новикова нарследователем в качестве обвиняемого по 136 ст. УК он признал себя виновным в убийстве профессора Брауна, но только «из мести» и заявил, что соучастников в данном преступлении у него не было.
В этом своем показании Новиков уточняет свое сознание. Детально шаг за шагом он описывает проведение им вечера 2 июня и объясняет, что, когда он узнал от Тани, что профессор энергично взялся за дело перевода ее в Москву, у него, еще в первой половине мая, мелькнула мысль во что бы то ни стало помешать этому переводу каким бы то ни было путем вплоть до расправы с профессором, но потом он сам испугался этой мысли — желания убить человека — и оставил ее. 2-го июня, по словам Новикова, в 9 часов вечера, в начале десятого, он выбежал из партклуба с намерением объясниться с профессором Брауном по поводу отдачи ему Тани, и кроме того ему сильно хотелось видеть ее, т. к. он соскучился по ней: настроение у него было чрезвычайно нервное и возбужденное и только по дороге из партклуба у него явилось намерение лишить проф. Брауна жизни путем выстрела из браунинга, если он не даст ему согласия на брак его с Таней. Когда он выходил из партклуба, то был одет в желтую спортсменскую фуфайку, в старые серые красноармейские брюки, кавказские сапоги и студенческую фуражку; по дороге он одел свою поношенную толстовку зеленовато-серого цвета; пошел он из партклуба прямо и вышел на канаву к Армянскому пешеходному мосту, перейдя этот мост, сел на извозчика, последний повез его мимо кирки и остановился не сразу у парадной двери, а несколько проехав ее, и он предложил извозчику завернуть; на его звонок в квартиру Брауна открыла ему дверь бабушка; он сильно волновался и спросил сначала «доктора», а потом исправил «экстренно профессора», когда профессор вышел к нему и, узнав его, спросил «в чем дело?», то он, Новиков, воскликнул; «Я люблю Таню. Вы ее мне отдадите или нет?». Профессор ответил «Что вы, сумасшедший», после чего он, Новиков, крикнул: «руки вверх» и выстрелил из револьвера в профессора, стоявшего от него на расстоянии одного метра; вслед за тем он тут же повернулся и выбежал из квартиры; на обратном пути от квартиры Брауна он спрыгнул с извозчика у Армянского проездного моста, пользуясь темнотой, и бросил в воду браунинг и толстовку; без 20-ти минут 10 ч. вечера он был уже в партклубе, где Пахомов и сказал ему, что его ждет Таня.
Далее Новиков утверждает, что, совершая убийство профессора, он не преследовал корыстных целей, а убил его из мести и именно за то, что тот хотел разлучить его с Таней и что мысль об убийстве профессора зародилась у него в половине мая, под влиянием плохого к нему отношения профессора, — запрещения бывать в его доме и приема им реальных мер к переводу дочери в Московский университет. Револьвер — браунинг находился у него с 1924 г. и приобретен им за время его службы групповодом в ЗАКЧ.
10 июня Новиков, при дополнительном допросе его на следствии, пояснил, что стрелял он в профессора из револьвера системы «наган», а не из «браунинга» как ошибочно показывал ранее, что извлеченная из плеча профессора пуля является тождественной с пулями, бывшими в его револьвере, в котором всего боевых пуль было три штуки. Далее он показал, что прислуга профессора Браун, Клюева, не узнала его, когда впустила его вечером 2-го июня, потому, что он намеренно старался держаться к ней спиной; надвинув на лоб фуражку (до того упавшую и запачканную в пыли), он вошел, согнувшись, и опустил голову.