Искусство речи на суде

– Сколько дали вы, сколько старший дворник?

– Не помню; я этого не записывал; я могу соврать.

Защитник просит огласить показание свидетеля ввиду запамятования. Председатель заявляет, что в протоколе допроса те обстоятельства, о которых спрашивал защитник, не упоминаются.

Третий случай.

Потерпевший шел по лестнице большого петербургского дома. К нему подошел незнакомый человек, сорвал с него часы и вбежал в квартиру пятого этажа, где ютится по комнатам рабочая беднота. Прислуга видела, что кто-то вбежал в комнату, где спали несколько человек. Ограбленный пошел к старшему дворнику. Тот провел его наверх; они осмотрели спавших в первой комнате при свете лампы или спичек; ограбленный не узнал похитителя; дворник повел его в другие комнаты, и там виновного не нашли. По догадкам прислуги один из спавших в первой комнате был предан суду.

Допрашивается старший дворник. Можно думать, что он не проявил достаточного усердия при осмотре жильцов первой комнаты, по крайней мере таково мнение товарища прокурора. Он расспрашивает свидетеля о том, как показывали спавших ограбленному, как приподнимали их с постели, как поворачивали к нему их лица и т. п.; на все эти ответы свидетель, несмотря на видимое желание, ответить не может. Это не удовлетворяет обвинителя. Он уже с раздражением спрашивает:

– Почему ограбленный не мог узнать грабителя?

Так как на этот вопрос уже совсем невозможно ответить, то свидетель в недоумении молчит. Недовольному обвинителю это молчание кажется злонамеренным упорством. Он повторяет вопрос, повышая голос. Свидетель, наконец, произносит несколько неопределенных слов. Обвинитель с негодованием спрашивает:

– Для чего вы водили задержанного по другим номерам, зря будить людей?

Человека ограбили, он пожаловался дворнику, тот предъявляет ему всех жильцов квартиры, в которой скрылся похититель, и прокурор заявляет, что это делается зря. Что должны думать присяжные?

Если читатель сомневается в арифметической верности моего первого положения и не жалеет времени, пусть высчитает, сколько из приведенных выше вопросов могут быть названы не пустословием. А если принять во внимание, что примеры взяты из числа тех преступлений, которые составляют подавляющее большинство наших уголовных дел, и признать то, что знает всякий, а именно что это примеры типичные, а отнюдь не исключительные, то вывод будет очень неутешительный.

Обратимся ко второму положению: если вопрос не ведет к ответу бессодержательному, то в большинстве случаев вызывает ответ, невыгодный для спрашивающего. Ограничиваюсь пока одним примером; ниже найдутся другие.

Происшествие было не совсем обыкновенное. Днем на Волковом поле, на расстоянии несколько десятков шагов от обитаемых домов, две женщины, мать и дочь, собирали щавель. К ним подошел мальчишка 17 лет, расстегнутый, и, не говоря ни слова, схватил девушку за грудь, опрокинул ее на землю и бросился на нее с движениями, не оставлявшими сомнения в его намерении. Мать ухватилась за него и отбросила его в сторону; между ними началась борьба. Он запустил себе два пальца в рот и свистнул; из-за ближнего забора выбежали трое-четверо парней; женщины с криком побежали в сторону жилья; подсудимый и его товарищи с угрозами пустились за ними в погоню, но догнать не могли, и те спаслись. Через два часа мальчишка, по прозвищу Судьба, был задержан; в участке женщины опознали его; он признался в покушении на изнасилование дочери, прибавив: я бы сам не пошел, меня послали.

В суде на вопрос председателя подсудимый сказал: виновен – и расплакался, по-видимому, искренно, но на предложение рассказать подробности ответил, что его напоили товарищи и он был настолько пьян, что не может вспомнить ничего.

– Кто же были эти товарищи? Как их зовут? – спросил председатель.

– Не знаю.

Свидетели подтвердили факты, установленные предварительным следствием. Девушка говорила робко и вяло; мать, напротив, дала необыкновенно яркую картину нападения и произвела сильное впечатление. Почувствовалось, что нападение, сначала нелепое, с появлением товарищей подсудимого сделалось страшным; кроме того, она решительно заявила, что подсудимый совсем не был пьян, а его товарищи грозили ножами. Подсудимый сказал, что его избили в полиции.

Защитник спросил свидетельницу:

– Почему у подсудимого уши оказались в крови?

– Да он там, в деревне, после этого (после нападения) задрался с кем-то.

– То есть как это задрался? Вы знаете, что это было на самом деле, или нет?

– Да говорили, что он человека какого-то пырнул ножом три раза.

Следующий свидетель, местный житель, давал показание очень неохотно и нерешительно, но на вопрос прокурора сказал, что подсудимый был дурного поведения. Защитник спросил:

– Почему вы думаете, что он был дурного поведения?

Свидетель отвечает уклончиво. Защитник настаивает:

– Вам известны какие-нибудь его предосудительные поступки?

– Нет, поступки неизвестны, а только его тогда на улице с ножом видели; он то в стену его воткнет, то на людей замахнется.