Бывает, что свидетель, передавая слышанный им разговор, скажет такую фразу, которая сама по себе служит ручательством правдивости его показания; фраза эта, во-первых, так своеобразна, во-вторых, так подходит к обстоятельствам, что сомневаться нельзя; слушатели сразу чувствуют, что иначе нельзя было сказать, что именно это, этими именно словами и сказал говоривший. "Смотри, Егор,– заметил сосед крестьянину, высказавшему угрозу против своего отца,– отвага мед пьет, она же и кандалы трет".– "Не мешок с деньгами – не пропадешь",– сказала баба мужику, который просил ее успокоить при свидании его жену (в рассказе потерпевшей о разговоре со свидетелем, который отрицал свою встречу с нею).
Крестьянин Сгибнев обвинялся в зверском истязании жены, умершей от побоев. Свидетельница-соседка передавала слова двух малолетних детей подсудимого: "Они говорили: сами видели; он матку бил сначала палочкой, потом веревочкой, потом полешкой". Председатель перебил свидетельницу: "Да что вы все так нежно говорите? Разве полено у него в руках меньше стало?" – "Да я, батюшка, так говорю, как дети говорили",– ответила баба.
Мелочи вообще часто дают возможность с уверенностью судить об искренности свидетелей.
Допрашивается старичок-крестьянин, относящийся к суду с большим почтением; обращаясь к присутствию, он начинает словами: "Ваше превосходительство и господа мировые судьи" – и повторяет этот возглас много раз с видимым удовольствием и со степенной расстановкой. Но председатель вынужден остановить его: "Позвольте, свидетель, как же могли вы видеть драку, когда вы лежали на печке?" Мужичок сразу переменил тон и заговорил скороговоркой: "Да вишь ты, братец ты мой, с печи-то прямо в окно за угол видно; так мне, братец ты мой, и видно…" – Так не лгут.
4. Неопределенность фактов, передаваемых свидетелем, не есть доказательство неточности его показания.
Свидетель говорит: подсудимый подбивал меня на этот поджог. Стороны накидываются на него с вопросами: что же сказал подсудимый? что именно сказал? точно ли вы помните его выражение? Повторите его подлинные слова, это крайне важно для суда, и т. д. Прокурор во что бы то ни стало хочет заставить его сказать: подсудимый говорил: пойди, подожги; защитник готов признать все другое, только бы свидетель удостоверил, что подсудимый не сказал: пойди, подожги. Как будто не знают они, что так не бывает, что, сговариваясь на убийство, люди не называют этого слова, потому что слишком хорошо его понимают, слишком знают, что оно постоянно у каждого в голове и всякий намек будет для каждого прежде всего намеком на убийство. Сегодня, что ли? – Сегодня нельзя: жильцы будут дома.– Топор-то взял? – Зачем топор? Веревка есть.– Хоть стара, а сильная, и т. п. Грубые, прямые выражения употребляются тогда, когда еще о преступлении говорится полушутя, как о предположении, более или менее отдаленном; когда надо завлечь новичка, привычные люди говорят: дело и понимают друг друга.
5. Косвенное указание на факт может быть более убедительно, чем прямое его удостоверение; оно может даже быть доказательством не только справедливости сообщаемого факта, но и его общеизвестности. Геродот описывает прорытие Ксерксом канала через перешеек у горы Атоса, и Ювенал смеется над этим; Фукидид упоминает мимоходом о местности, "где еще можно видеть некоторые остатки канала", и этими словами выражает больше, чем сделал бы, сказав, что вполне верит рассказу Геродота (Уэтли).
Товарищ прокурора спросил:
– Не предостерегали ли вы хозяина от Данилова?
Свидетель ответил:
– Никак нет. Я только сказал: приопаситесь, хозяин.
Этот ответ убедительнее всякого другого.
Двое деревенских парней, Максимов и Матвеев, убили и ограбили старика-эстонца; первый сознался в убийстве, второй отрицал свое соучастие. На судебном следствии было установлено, что при первом опросе Максимова урядником, как только обнаружилось убийство, он также отрицал свою виновность; урядник оставил его на свободе; в ту же ночь Максимов со своим братом пошел в соседнюю деревню, где жил Матвеев, и виделся с ним. На суде брат Максимова показал, что они ходили к Матвееву совет держать – сознаваться или нет. Этот свидетель не назвал Матвеева убийцей и не говорил о его виновности, но факт, им удостоверенный, вполне изобличил виновного: если бы Матвеев не участвовал в убийстве, совещание Максимова с ним не имело бы смысла. Это – неопровержимое соображение. Если ясно высказать такой довод, на него нечего возразить. Наши судебные прения не доказывают, чтобы мы умели извлекать из подобных фактов все, что в них заключается.
К указанному правилу близко подходит следующее: