Искусство рисовать с натуры (СИ)

Рука женщины метнулась к деньгам и тут же повисла. Наташа видела, что она колеблется.

— Вы, наверное, ошиблись, — тихо сказала женщина.

— Да я же видела, как они у вас из кармана вывалились! Вот из этого, — Надя ткнула пальцем в сторону названного кармана, и женщина отшатнулась так испуганно, точно Надя собиралась сдернуть с нее юбку. — Во народ пошел, а?! От собственных денег отказывается! — она хихикнула.

— Да женщина, у вас выпали, — вступила и Наташа и протянула руку. — Ну, если вам они не нужны…

Женщина выхватила у Нади деньги, сказала «спасибо» и медленно пошла прочь, что-то бормоча о каком-то Коленьке, который вчера приходил. Бутылки в ее авоське изумленно звякали.

— Черт! — сказала Надя, сняла очки и начала с чрезмерным усердием протирать носовым платком совершенно чистые стекла.

— Думаешь, она поверила? — спросила Наташа. Надя пожала плечами.

— Во всяком случае, она ушла. А разберется если — не выкинет же.

— Может, надо было как-нибудь по-другому. Может, поздоровались бы и…

— Ага и представились, и денег потом дали! Ты, Натаха, иногда простая, как садовые грабли. Ты вспомни ее. Ты думаешь, она бы эти деньги взяла? И я не думаю, что ей было бы приятно, если б мы ее узнали.

— И так и так неправильно, — вздохнула Наташа.

— Да. Нельзя так вмешиваться в чужие жизни. Мы же не боги. Я и так уже…

Надя вдруг стрельнула глазами в сторону и отвернулась.

— Что «уже»?

— В ее жизнь вмешалась, правильно? Но, с другой стороны, если боги давным-давно в отпуске, кто-то же должен делать за них их работу.

Наташа внимательно смотрела на нее. Показалось ли или подруга только что чуть не выдала ей какую-то постыдную тайну? Но лицо той уже было обычным и сердитым.

— Жарко, — сказала она таким тоном, словно именно горячее июльское солнце было виновато во всех превратностях жизни.

Они обернулись и еще раз посмотрели вслед уходившей женщине, уже превратившейся в едва различимый силуэт на фоне пыльных платанов, — вслед своей первой учительнице.

* * *

— Ты давно не приходила.

— Некогда, ты же знаешь.

— Тебе постоянно некогда. У меня для тебя время почему-то всегда находилось.

— Перестань.

— Что у тебя с Пашей.

— Все прекрасно.

— Врешь!

— Это ты из-за носа что ли?

— Нет. Если бы он тебя ударил, ты бы дала сдачи и ушла. Я тебя знаю. Уж тут ты бы точно променяла его квартиру на нас.

— Перестань.

— Что, прошла любовь?

Мама старый человек и она неглупый человек.

— Мне так кажется.

— Его или твоя?

— Общая.

— Ну, что ж. Разве вы плохо живете?

— Да нет.

— Тогда это не страшно. Дом есть, работа есть. Детей вам пора заводить. Главное, чтобы дети были. Чтобы любили. А муж… так, при доме.

За окном ветер и горячая темнота. Большие старые часы щелкают маятником — туда-сюда — туда секунды, сюда минуты. Тихо бормочет старенький «Фотон». Вокруг пыльной люстры кружит большая мохнатая моль, тупо и упорно бьется о стекло, качаются тонкие подвески. Моль упряма — она не улетит, пока не сгорит, не разобьется или не выключат свет. Ее жизнь замкнулась на раскаленной спирали.

На кровати под простыней S-образный холмик — тетя Лина давно спит, рядом с ней — большой трехцветный кот, почти в таком же почтенном возрасте, как и она. Мама сидит в большом кресле с лопнувшей в нескольких местах обивкой. В руках у нее деньги.

— Ты бы хоть позвонила, предупредила, что придешь. Я бы что-нибудь испекла. И Лина бы спать не ложилась. Теперь-то ее не добудишься.

— Я не знала, что приду. Просто, оказалась в ваших краях и зашла. Заодно и деньги отдать.

— Неправда. У тебя что-то случилось, вот ты и пришла. Как тебе носовой платок нужен, так ты прибегаешь! Надьку твою чаще вижу, чем тебя!

— Перестань.

— Я тебя почти не вижу.

— Ну, мама! — Наташа встала со стула, подошла к ней, обняла — неловко — уже давно она этого не делала. И как только прикоснулась — что-то произошло, словно все винты, на которых держалось ее самообладание, вдруг развинтились, и она уткнулась матери в плечо, чувствуя, как глаза набухают влажным и горячим. Она пришла, чтобы деловито рассказать ей обо всем случившемся, посоветоваться насчет Паши — и все это спокойно, размеренно, как делают взрослые женщины. Но теперь она поняла, что не сможет рассказать ничего — связно, во всяком случае. И не будет рассказывать — ни к чему маме знать это все, волноваться лишний раз. Она чувствовала на спине мягкие мамины руки. Мама стала совсем седая. Только сейчас Наташа с внезапной остротой подумала о том, что мать не вечна, а время идет все быстрей и быстрей. Только мама и Надя. Дед ее не любит, тетя Лина в основном живет в каком-то другом, только ей одной понятном мире. А кто останется потом с ней, с Наташей? Правильно кто-то когда-то сказал: любовью не бросаются.

— Мама, мне так все это надоело! — пробормотала Наташа. — Я стала такая взрослая — аж противно!

— Ты не взрослая, — мать погладила ее по голове. — Для меня ты никогда не будешь взрослой. Что у тебя случилось?

— Да я и сама не знаю, — Наташа отошла, достала платок и вытерла глаза. — В последнее время мне кажется, что я живу по кругу. Словно все мои дни нарисованы под копирку.