На пороге взрослости у тебя как бы вновь открываются глаза. Однажды ты вдруг обнаруживаешь: двор, который твоему детству представлялся таким большим, на самом деле оказался малюсеньким; смешной становится кукла, которую ты крепко обнимала и говорила, что ты ее мама. На бабушку, за подол которой ты цеплялась раньше: «Расскажи, прочитай, погуляй со мной!» – нынче смотришь свысока и считаешь, что она отстала от жизни. Родители же, оказывается, это те люди, которые, правда, тебя воспитали, о тебе заботились, тебя очень любят, но теперь уже не могут понять тебя, иногда даже мешают тебе. Ты уклоняешься от их ласки, которую раньше так желала, их советы тебе надоедают, твердишь: «И сама знаю!»
Да, будто заново открылись глаза; вокруг те же люди, те же предметы и явления, но их ты видишь через обратные линзы бинокля.
Раньше сама была маленькой, все вокруг было большим и чудесным; нынче же ты большая, а все вокруг уменьшилось больше, чем в действительности.
И нельзя выбрать лучшего возраста, чтобы покритиковать, не согласиться, заупрямиться, возразить, посмеяться над чем-то или кем-то, не поверить. Какая еще другая нужна причина для этого? Тебе и в самом деле все так кажется, и, кроме того, как же ты вступишь во взросление, если не дашь понять окружающим: «Нынче я так легко вам не подчинюсь, какую бы мудрость вы ни изрекли, отныне я начинаю жить своим умом».
Но тот бинокль, который все уменьшает и отдаляет в твоих глазах, одновременно непомерно увеличивает твои собственные возможности, желания, переживания. Если что-то радует тебя, то это не просто радость, а через край; если что-то огорчает, то уж до глубины души; если кто-то тебе нравится, то до самозабвения. Твоя радость, твоя боль, твое увлечение, твое желание – начало и конец Вселенной. И разве есть вокруг тебя кто-то, переживающий сильнее тебя радость, огорчение, боль, увлечение? Что такое чужое самолюбие по сравнению с твоим самолюбием!..
Вот какие вы, юноши и девушки «мартовского» возраста! Потому-то и случается: кто-то без оглядки бежит из дому – мол, родители обидели; кто-то, не задумываясь, следует за первым же встречным – мол, безумно люблю; кто-то бросает в лицо матери слова, начиненные грубостью, и ранит ее в самое сердце – она сама, мол, меня оскорбила. А кто-то начинает писать стихи, глотать книги, увлекаться спортом или замыкается в самом себе.
Пройдет не так много лет, и если разумность и воспитание друг с другом счастливо согласуются, то прекрасно: определится характер, проявится личность, гражданин, труженик, заботливый сын (или дочь).
Но родителям грозит и большая опасность: какая-нибудь непредвиденная, незаметная ошибка может навсегда выбить подростка из общественной колеи и как щепку бросать из стороны в сторону, сбить с пути, исковеркать судьбу.
Тогда обратится к родителям сын (или дочь), который вчера кричал: «Оставь меня в покое!» – и острыми, как кинжал, словами упрека ранит сердце: «Пусть на вашей совести будут мои страдания! Если я ничего не смыслил, вы же понимали!»
Нам, твоим родителям, вовсе не хочется ограничить твою независимость. Мы видим, как ты на наших глазах вдруг выросла, и любуемся твоей взрослостью. Но все же тревожимся, зная, что и мы, воспитывая тебя, не избежали той ошибки, какую допускают тысячи родителей: ограждали тебя от постоянного труда, чтобы оставалось больше времени для учебы, занятий музыкой и иностранным языком.
Не побоюсь сказать: увы, сейчас в большинстве семей раннее включение ребенка в трудовую деятельность считается чуть ли не его угнетением. «Ничего от него не хочу, лишь бы учился!» – гордо заявляют мамы и папы.
В прошлое кануло то время, когда труд ребенка облегчал семейные тяготы. В том далеком прошлом дети трудовых людей хорошо знали, что такое нужда, голод, больная мать, оставшаяся без лекарства. Ранние заботы и чувство ответственности накладывали на них обязательства и ускоряли становление подростка, его подготовку к самостоятельной жизни. У ребенка, с 5–6 лет включенного в семейную, хозяйственную, трудовую деятельность, в 15–16 лет были уже в крови обязательства и ответственность взрослого человека. Ему приходилось трудиться наравне с родителями, а результат труда прибавлялся к бюджету семьи. Совместный труд, общие семейные заботы сближали родителей и детей, усиливали взаимопонимание, взаимосочувствие. Тогда, в старые времена, учение было уделом лишь избранных.