Искусство соблазна

Потом наступила пауза. Сопение.

— Мне будет легко тебя поймать. Бегаешь ты, как подстреленный кролик. Ты даже не успеешь до середины коридора добежать.

Она передернула плечами, заморгала. Подстреленный кролик? Это оскорбление? Ну, явно не комплимент. Он ее поймает? Не так уж это и очевидно. У нее фора в десять футов, к тому же она стоит на ногах, а он лежит, ибо там, за балдахином — на кровати, конечно, — он весьма вальяжно устроился. Она видела его ступню. Ступню его ноги на своей кровати.

Как бы там ни было, сердце ее взволнованно запрыгало: как тут не расстроиться, если, возвращаясь в свой, и только свой, номер, обнаруживаешь, что он не пуст?

Человек за балдахином, чье очертание она видела довольно смутно, не проявлял агрессивности в движениях. Эмма с бешено бьющимся сердцем стояла у двери, пытаясь понять: что мог этот человек делать здесь, зачем он угрожает пуститься за ней в погоню? Со своей точки она могла видеть, что мужчина на ее кровати был очень высок. Он лежал, вытянув одну ногу, а другую согнув в колене и опираясь подошвой о... Боже! Его нога в сапоге — сапоги из мягкой до блеска начищенной кожи стояли на его же собственном пальто. И в этот момент сердце ее упало и перевернулось.

На ее кровать было небрежно брошено пальто виконта Монт-Виляра, а рядом с ним лежал сам виконт. Сейчас она была в этом совершенно уверена. Стюарт Эйсгарт полулежал, подложив под спину ее подушки, на меховом пологе — серебристый мех был так густ, что местами собирался складками и переливался.

Эмма тихо повернула ручку у себя за спиной.

— В самом деле, не бегите. Я вас слишком быстро поймаю. Кроме того, от бега вы задохнетесь, а я бы хотел, что бы с дыханием у вас на настоящий момент было все в порядке. Мы должны поговорить.

Эмма поджала губы. Что он себе вообразил? Что она бегать не умеет? Потом ей вспомнилась «нервная задница» из письма. О, как она его ненавидела! Нет, она убегать не будет, она добьется, она добьется, чтобы его отсюда выставили. Что он делает у нее в номере? Где был консьерж, когда он к ней прорвался? Кого звать, чтобы его попросили вон?

Из-под балдахина с вполне миролюбивой интонацией, будто они тут приятно беседовали, донеслось:

— И я весьма впечатлен вашей манерой бега: этими подпрыгиваниями и виляниями. На случай, если вы обиделись.

Эмма обиделась. Ничего она не подпрыгивала, а то, что бедра слегка виляли, так это неизбежно: все-таки она родилась женщиной.

— Вы вся меня поражаете, — продолжал он. — Ваши движения, ваши манеры или отсутствие таковых, ваши привычки... — И снова эта интригующая пауза. Пауза, заставлявшая ждать каждый слог, такой отчетливый, такой чертовски аристократически-правильный. — Весьма привлекательны. Я искренне говорю. Вы действительно привлекательны в этом платье размером с шатер.

Он приподнялся до сидячего положения и облокотился о колено. И сразу вышел из тени. Да, это был виконт Монт-Виляр, без шляпы, красивый, смуглый, с этими круглыми печальными глазами и чарующе-гипнотизирующим тихим голосом. «Господи!» — мысленно произнесла Эмма, проведя подушечкой пальца по гладкой поверхности ручки. Она никак не могла решить, как ей быть, а виконт беззастенчиво разглядывал ее снизу вверх, сверху вниз.

— Все просто, — продолжал объяснять он, — с точки зрения науки.

Глава 5

В то время как большинство овец реагируют на стресс ступорозным состоянием, находятся среди них и такие — особенно из тех, кого уже стригли раньше и которые понимают, чем ситуация им грозит, — что будут брыкаться изо всех сил и всеми способами постараются оказаться на ногах.

Эмма Дарлингтон Хотчкис «Йоркширские советы по домоводству и рецепты»

Эмма пребывала в темноте, ослепленная собственными юбками, зная, что ее панталоны и шерстяные чулки с дыркой на каждом пальце выставлены на всеобщее обозрение. Она бы убила его, этого Мистера-Любителя-Вольностей, убила, если бы только не была так прочно привязана к стулу — мудрый ход подлеца! Тогда бы она его самого привязала к этому стулу, а потом развела под ним костер.

Она просто вне себя! И это несмотря на то, что он, кажется, главной целью своей ставил умерить ее гнев. Эмма лежала на полу, онемев от страшного унижения, от страха неизвестности. Кто бы мог подумать, что лорд, член, черт бы его побрал, палаты лордов, окажется настолько проворным и безжалостным. Ничего не было в нем от джентльмена. Джентльмен никогда бы не позволил себе довести женщину до такого позорного состояния.