Искусство соблазна

Как может даже самый стойкий мужчина отказаться от нее? Почему не видно очереди из мужчин длиной в милю, готовых драться за ее благосклонность? Он не знал ответа. Он был заинтригован собственной проницательностью. «Моя. Ты моя на две недели, Эмма Хотчкис. И нравится тебе это или нет, мы пошли на это по обоюдному согласию. И эти две недели по ряду причин самые лучшие, что я выторговал себе в Англии после всех объяснений, разбирательств и уговоров, с помощью которых я все-таки пробил себе дорогу к титулу виконта и наследству».

— Пирог со свининой? — предложил он, развернув один из пакетов.

Она покачала головой.

Ему тяжко было на это смотреть. Ему так нравилось ее круглое, все в женственных изгибах тело.

— Мне бы хотелось, чтобы вы поели, — сказал он и только после этого понял, что ему нужно было сказать нечто прямо противоположное.

Она отказывалась от еды наверняка лишь затем, чтобы поступить ему наперекор.

Глава 9

Патриотизм — последнее прибежище негодяя.

Афоризм, приписываемый Сэмюелу Джонсону

Было уже темно, когда экипаж свернул на мощеную аллею, ведущую к парадному входу в Данорд. Эмма открыла глаза при виде его освещенных башенок в комнатах для Прислуги в мансарде горели свечи. Слуги ждали распоряжений хозяина.

Она ни разу не бывала здесь ночью. Лес по обе стороны от дороги затих, и звон колокольчика далеко разносился над заснеженной дорогой. Замок еще маячил туманной тенью на горизонте, когда карета свернула с главной дороги на боковую, которая, петляя через парк и огибая озеро, подводила к дому с другой стороны. В лунном свете она впервые увидела фонтаны во французском саду — уменьшенной копии Версаля. Возле озера белело небольшое здание со стеклянной крышей, отражавшей луну и звезды. Наверное, это и была знаменитая оранжерея, в которой, если верить легендам, когда-то выращивали все, вплоть до апельсинов и лимонов, которых хватало, чтобы одарить ими на Рождество всю деревню. Эта традиция — радовать подданных подарками на Рождество — тоже уходила в глубь веков, но последний виконт Монт-Виляр, покойный отец Стюарта, ею пренебрегал.

Карета сделал круг, затем замедлила ход, проезжая через маленький фруктовый сад, голый и опустевший, в зимней спячке ожидавший прихода весны.

Лошади остановились, не проявляя признаков недовольства: видимо, долгая езда утомила и их. Колокольчик зазвенел в последний раз, и наступила тишина, нарушаемая лишь легким скрипом рессор: лакеи и кучер спрыгнули на землю. Эмма не знала, сколько проспала. Она еще не вполне проснулась, в голове ее слегка туманилось, но ощущение тепла и комфорта было на редкость приятным. Вдруг дверца кареты отворилась, и повеяло зимней прохладой.

Эмма ничего не успела сказать, как сильные руки подхватили ее и понесли к открытой двери.

— Я... Я уже проснулась и могу идти, — сказала она.

— Я выбросил ваши сапоги, а на улице снег, — шепнул ей на ухо Стюарт. Голос его был низок и тих, как зимняя ночь.

Да, верно. Она кивнула. Злиться на него она была не в силах. Она закинула ему руку на плечо.

— Который час? — спросила она.

— Начало десятого. — Свет, струившийся из окон дома, освещал его, он наполовину высунулся из кареты. Позади него дом зажигался все большим количеством огней — слуги узнали о его приезде и готовились встретить хозяина.

Легкость и уверенность, с которыми он поднял ее, показались Эмме слегка пугающими. Потом настало время для еще большего удивления — она оказалась прикрыта полой его роскошного пальто. Ей было так уютно в этом коконе из серебристой шелковисто-нежной шиншиллы!

Она прижалась к его теплой груди. Он нес ее, как пушинку. На улице оказалось холодно — гораздо холоднее, чем днем, снова пошел снег. Он нес ее, как ребенка, она чувствовала ритм его широких шагов. Сам хозяин замка нес ее к себе домой. Вдоль стены дома росли деревья, так что сам замок казался призрачной башней, сливавшейся с окрестным лесом.

Слуги высыпали на террасу. Горничные в накрахмаленных чепцах во главе с домоправительницей, главный дворецкий с помощниками во фраках. Кто-то из слуг принял от лакея багаж. Другие ждали у освещенного входа, пристально вглядываясь в темноту. Эмму поразило обилие прислуги. Она заметила, что прислуга чувствовала себя довольно скованно, и догадывалась, что это заметное напряжение вызвано ее появлением. Хотя, быть может, дело было не в ней. Каждый из слуг понимал, что их слишком много, и каждый стремился продемонстрировать хозяину необходимость своего присутствия.