Искусство соблазна

Она встала и чуть не упала, наступив на одеяло.

— Если вы думаете, что получите рубашку прежде поцелуя, вы ошибаетесь. Сначала поцелуй, потом рубашка.

Он встал как-то неуверенно. Он, честно говоря, и не рассчитывал, что она согласится отдать долг.

О нет! Она отплатит ему сполна. Она поцелует его от души, потом разденется догола и тут же уйдет.

Все началось, как и было задумано. Стюарт осторожно обошел вокруг стола, пристально наблюдая за ней. Затем он заключил ее в объятия. Он поправил на ней одеяло, укутал поплотнее, после чего просунул руку под него и притянул ее к себе.

Под ночной рубашкой у него вообще ничего не было. Разумеется. Могла бы догадаться. Никто не носит ничего под ночной рубашкой. И все же ее собственное тело, также совершенно обнаженное под рубашкой, восприняло это с удивлением. Итак, между ними не было ничего, кроме двойного слоя шелка. И тогда его губы прижались к ее губам.

Она едва ли способна была удержать в памяти условия их договора. И вообще — как случилось, что он сейчас целовал ее? Она лишь помнила, что собиралась ответить на его поцелуй и получить от этого удовольствие, даже соблазнить его. Да, таков был ее план. Превосходный план, отличный. Языки, зубы... теплые, нежные-губы... сильные руки, обнимавшие ее. Тело, которое отреагировало почти мгновенно. Отреагировало так, как обычно реагирует на подобные вещи мужское тело. Та часть мужского тела, что может быть такой легкой, стала большой и твердой — она чувствовала давление в области живота.

Голова ее закружилась, когда Стюарт ее отпустил. Она зашаталась, но все же не упала.

— Еще, — пролепетала она.

Он больше не улыбался. Он был предельно серьезным. Грудь его вздымалась. Он дышал шумно.

Эмма отступила и замотала головой.

— Мы вели себя глупо, — пробормотала она. — Мы это придумали, но... нам не следовало. В Лондоне это все осложнит. А потом... Потом я так и останусь вашей соседкой у подножия холма, на котором живете вы. Давайте попрощаемся. Давайте прекратим на этом.

Он покачал головой.

— Снимите рубашку, — прошептал он.

Она нахмурилась.

— Вам это не даст ничего хорошего. Я себя знаю. Я не буду... — Она осеклась. Он или не верил ей, или ему было все равно. — Прекрасно, — сказала она. — Пусть будет по-вашему. Я сейчас ее сниму, а потом просто возьму и уйду.

На это он ответил:

— Подойдите к камину. Вы замерзнете. — Он был абсолютно серьезен.

Она медленно расстегнула первую пуговицу — она старалась успокоиться. Руки ее дрожали.

Он облизнул губы и отступил на шаг, чтобы иметь лучший обзор.

С сарказмом, зло она спросила:

— Вы как хотите, чтобы я ее через голову сняла или с плеч спустила?

Он удивился тому, что она вообще способна что-то говорить.

— Что? — переспросил он, словно вдруг перестал понимать по-английски.

— Ночную рубашку. Как снимать: через верх или через низ?

— Давайте я сам. — Он шагнул к ней.

— О нет! — Она от него попятилась. — Вы выиграли свою рубашку, и я должна вам ее отдать. Если вы станете сами ее снимать, я расценю ваши действия как... как сексуальные действия без моего согласия. — Она почувствовала, как едва заметная улыбка, будто она жила у нее в животе, согрела ее там.

Секунду он казался встревоженным, после чего засмеялся низким и тихим смешком. Игра. Они играли в весьма серьезную игру, серьезную, но захватывающую. И она принимала в ней участие. Ничего в этой игре опасного не было, покуда можно было по обоюдному согласию отодвигать и придвигать границу. В этой игре никто из них не знал, каким будет исход, потому что никто полностью не контролировал ситуацию.

— Хорошо, я вас не трону, — сказал он. Но в следующий момент он уже был рядом. Он сбросил одеяло и коснулся ворота ее рубашки.

— Прекратите, — сказала она даже немного сердито, — вы не можете меня трогать.

— Конечно, нет, — сказал он. — Я трогал мою рубашку, которую я честно выиграл. — Он стал деловито расстегивать пуговицы впереди. Она смотрела, как он скользнул ладонью под застежку и взглянул, мельком взглянул на роскошный изгиб ее груди.

— Какая вы, — он испустил вздох, — замечательно округлая.

Она почувствовала, что возбуждение нарастает — толчками. И сила этого толчка ее испугала. Живот словно свело. Она смотрела на него, на линию его губ, сосредоточенно поджатых, — он был всецело поглощен своим занятием, он создавал сюжет: намечал свой план развития событий.

Эмма раскинула руки.

— Прекрасно. Если вы сможете снять с меня рубашку, не касаясь меня...

Он даже не дал ей закончить предложение — обхватил ее за талию и поднял вместе с рубашкой и тапочками.

— Что вы делаете? Вы же меня касаетесь!

— Нет. Я несу свою рубашку на подушки у камина. Так уж получилось, что в этой рубашке находитесь вы. На самом деле вы должны меня благодарить. Без нее вам будет чертовски холодно.

Бесцеремонно бросив ее на подушки, он провел ладонью вниз от застежки к ключице, по груди, по животу и ниже...

Эмма стала изворачиваться и лепетать:

— Господи, Господи, помоги мне скорее сбросить эту тряпку!