Искусство спора. Как читать книги

«Вот это-то уважение к себе и сбивает меня с толку. Что есть дураки и болтуны, – конечно, тому нечего удивляться, но господин этот очевидно был не дурак. Наверно тоже не негодяй, не мошенник; даже очень может быть, что честный человек и хороший отец. Он только ровно ничего не понимал в тех вопросах, которые взялся разрешить. Неужто ему не придет в голову через час, через день, через месяц: «Друг мой Иван Васильевич (или кто бы там ни был), вот ты спорил, а ведь ты ровно ничего не понимаешь в том, о чем трактовал. Ведь ты это лучше всех знаешь. Ты вот ссылался на естественные науки и математику, а ведь тебе лучше всех известно, что ты свою скудную математику, из твоей специальной школы, давно забыл, да и там– то нетвердо знал, а в естественных науках никогда не имел никакого понятия. Как же ты говорил? Как же ты учил? Ведь ты же понимаешь, что только врал, а между тем до сих пор гордишься собою. И не стыдно это тебе?» (Там же).

Услышав эти слова великого писателя, Иван Васильевич, вероятнее всего, стыдливо усмехнется себе в бороду, но вряд ли заречется. Болезнь трудноизлечимая.

Глава 8 Наши доводы в споре

Соответствие задачам спора. Изложение доводов. Иностранные слова. Нахождение доводов. «Натасканные спорщики». Отработанные доводы. Слабые доводы

1. Выбор доводов, как уже вскользь упоминалось не раз, определяется задачами, которые мы ставим спору. Желая проверить истину какой-нибудь мысли, мы выбираем в пользу ее самые сильные, с нашей точки зрения, основания. Желая убедить кого-нибудь, выбираем доводы, которые должны казаться наиболее убедительными ему. Желая победить противника, выбираем доводы, которые более всего могут поставить его в затруднение. В споре для убеждения слушателей мы приспособляем выбор доводов не столько к противнику, сколько к слушателям и т. д. Неуменье принимать в расчет задачи спора при выборе доводов – промах, безграмотность в споре. Между тем многие делают этот промах. Они, например, совершенно «не считаются» с развитием противника, его специальностью, его «психологией» и искренно удивляются и негодуют, что довод, столь очевидный и сильный для них самих, не замечен, отвергнут или даже высмеян противником. Нельзя винить за это юность. Но в людях зрелого возраста это один из признаков «узости горизонта» или же «полного незнания жизни»; склонности всюду «прикидывать свой аршинчик» и наивной уверенности, что он общеобязателен.

2. Споры для убеждения (честные споры) требуют не только выбора доводов, соответственного противнику или слушателям, но и соответственного изложения доказательства. Вот для примера небезынтересные указания, как аргументировать перед темной крестьянской аудиторией, сделанные человеком, имевшим в этом отношении большой опыт.

«Быстрая смена мыслей, тем более сложных, в речи перед такими слушателями совершенно недопустима. Люди, не привыкшие мыслить, могут проследить лишь медленную смену мыслей. Это так же, как не может быстро бегать человек, не привыкший ходить».

«Мысли надо излагать каждую в отдельности. Все второстепенное, всякие подробности, всякие оттенки надо по возможности отбрасывать, чтоб не затемнить главного. Сложная связь мыслей нетерпима».

«С внешней стороны – надо говорить не быстро, а «редко», чтобы люди могли понимать и улавливать слова. Всякая мысль должна быть по возможности низведена к своему вещественному и еще лучше житейски близкому первоисточнику. Житейские сравнения (пусть даже грубоватые) положительно необходимы. Мыслить вещественно-образно – свойство всякого малоразвитого ума…» (Кондурушкин).

Кто сознает, насколько верны эти слова, тот достаточно оценит красноречие многих «ораторов в спорах перед крестьянами».

3. Надо помнить, однако, что правило соответствия речи пониманию тех, для кого она предназначена, исполняется и вообще довольно плохо. Иногда от недомыслия. Человек, например, искренно убежден, что чем больше насажает в речь иностранных слов, тем это красивее, эффективнее, «благороднее» или больше выказывает его образование и ум.

И он иногда не ошибается в эффекте, если имеет в виду слушателей и читателей, не привыкших мыслить, наслаждающихся трезвоном слов, как лакей Гончарова.

Валентин «не любил понимать, что читает». «Если все понимать, так и читать не нужно. Что тут занятного!» «Это каждый мальчишка поймет или деревенская баба». Поэтому Валентина восхищали слова вроде – «эмансипация и констипация» «нумизмат и кастрат» и т. д.