Искусство стать любимым

— Давайте не будем говорить обо мне, — промолвила она, выдержав некоторую паузу, — я взяла себе за правило отныне заниматься не своей персоной, а только исключительно вами, Ланской, — при этом она с сердечностью, которая совершенно обезоружила его, протянула ему руку.

— Ответьте мне, мой друг, откровенно на все вопросы, это пойдет вам только на пользу, ответьте откровенно и честно, я так хочу.

— Даю вашему величеству слово, что буду говорить одну правду.

— Ну, тогда прежде всего скажите мне, что я могу предпринять, чтобы сделать вас абсолютно счастливым, — начала Екатерина. — Надеюсь, что вы полюбите и будете любимы взаимно, ибо без любви не бывает настоящего счастья.

— Конечно, ваше величество.

— Итак, вы любите?

— Да.

— Всей душой?

— Я готов был жизнь отдать за женщину, которую люблю.

— Она, стало быть, красива, эта женщина?

— Самая красивая женщина на свете.

— И она вас тоже любит, — пробормотала императрица с горькой улыбкой, — ну конечно же, она не может не любить вас!

— Я не осмеливаюсь даже мечтать об этом.

— Она такая добродетельная, или такая гордая?

— Она недосягаема для меня.

— И это, мой друг, делает вас несчастным?

— Нет, ваше величество, возможность даже просто находиться рядом с ней для меня блаженство.

— Я желаю знать, кто эта женщина, Ланской, — воскликнула Екатерина, высоко вскидывая голову. — Быстро, как ее имя?

— Это единственный вопрос, на который я не хотел бы отвечать.

— Даже в том случае, если я вам прикажу? — спросила Екатерина, мгновенно принимая исполненную величественности позу. — Я вам приказываю назвать мне имя женщины, которую вы любите, и назвать сейчас же.

— Я должен повиноваться?

Императрица утвердительно кивнула.

В ту же секунду Ланской рухнул к ее ногам.

— Простите, ваше величество, но женщина, которую я люблю, которую я боготворю…

— Говорите же, как зовут эту женщину? — в нетерпении топнув ногой, крикнула царица.

— Екатерина Вторая.

— Ланской! Вы любите меня… да возможно ль такое? — с ликованием в голосе воскликнула прекрасная деспотиня.

— О, Екатерина, да разве ж можно не полюбить вас? — отозвался Ланской, хватая ее руки и покрывая их поцелуями.

— И ты не спрашиваешь, люблю ли я тебя? Ты прав, Ланской, ты по моим глазам должен был прочитать, что ты для меня значишь. Да, Ланской, я люблю, впервые с тех пор, как появилась на свет, люблю, и ты тот, кто одолел меня, кто принес мне такую беду и одновременно одарил меня таким несказанным счастьем. Но не обо мне должна сейчас идти речь, а только о тебе, я хочу увидеть тебя счастливым, в этом заключается для меня высшая радость.

Она с неистовой нежностью обняла его, и ее уста лихорадочно слились с его устами в горячем поцелуе.

Екатерина Вторая любила, эта бесподобно красивая женщина, со шпагой в руке беспощадно свергшая с трона своего коронованного супруга, любого своего фаворита превращавшая в послушного раба своих сладострастных капризов, любила всей душой, теперь она трепетала в испуге, если видела хоть малейшую тень, омрачившую чело возлюбленного, и денно и нощно, во сне и наяву была воодушевлена только тем, как бы его осчастливить.

Потянулись часы нескончаемого блаженства, которые Екатерина Вторая проводила с красивым, достойным любви Ланским, зимой в великолепно обставленном Эрмитаже, а летом в милом ее сердцу Царском Селе. Ни один человек не узнал бы в этой любящей женщине, которая, нежно прильнув к возлюбленному, пролетала мимо в санях, или серебристо-белыми лунными ночами покачивалась с ним в челне на глади уснувшего пруда, которая в роскошном будуаре стояла перед ним на коленях и все никак не могла досыта наглядеться на его лицо, да она и заснуть-то не могла, пока он не покачает ее голову в своих ладонях, словом, в этой преданной, мечтательной, исполненной доброты и самопожертвования женщине никто бы сейчас не узнал деспотиню, похоть которой на несколько более высоком уровне возрождала вакханалии Агриппины и Мессалины,[8] а жестокость — зверства Нерона.

— Она любит Ланского, как никого еще не любила, — говорил своей супруге князь Дашков.

— Скажи лучше, что Ланской первый, кого она вообще любит, — отвечала княгиня, — и эта женщина, давно уже являвшая нам самые блестящие образцы гениальности, ума, мужественности, решимости и несгибаемости, вдруг поражает нас тем, чего мы меньше всего от нее ожидали: большим, добрым и нежным сердцем.

Власть, которую Ланской приобрел над Екатериной Второй, была неограниченной и беспримерной, однако всеобщая любовь к нему окружающих указывала на то, что он никоим образом не злоупотреблял ею. Если императрица одаривала его, то происходило это всегда вопреки его воле, и он всякий раз выглядел сконфуженным и растерянным. Когда по ее приказу напротив Зимнего дворца был выстроен дворец для него, он долгое время избегал показываться на людях, и с уст его не слетело ни одного слова благодарности, но когда она подарила свой мраморный бюст княгине Дашковой, он проливал слезы, ибо так безумно любил Екатерину, что даже безжизненное холодное изваяние не желал уступать кому-то другому.