Искусство терять

– Что ты делала, скажи?

Йема ответила по-арабски, и Далила перевела:

– Она была со своим Богом.

В детстве Наиме нравилась скромность отношений Йемы с Аллахом. Это было куда лучше, чем мессы, на которые водили ее иногда дедушка и бабушка со стороны матери и где она должна была говорить с Богом публично, в холодной церкви и очень долго. То, что делала Йема, было похоже на то, как Наима играла со своими куклами, думалось ей, это было путешествие в воображаемые миры, которое могло совершиться только в тишине комнаты. Она помнит, что после этого тоже пыталась молиться. Но ничего не происходило, и она перестала.

В конце 2015 года Наима составляет список новых страхов:

– страх, что на Йему нападут на улице, потому что она носит покрывало (на самом деле риска почти нет: она выходит все реже и не отходит далеко от дома);

– страх умереть, сидя за стаканчиком на террасе;

– страх, что все годы, пока она не видела своего дядю Мохамеда, он на самом деле учился в Сирии или Пакистане;

– страх поддаться смешению кровей, включив этот последний страх в свой список;

– страх, что число двадцать восемь – столько процентов французов утверждают, что понимают репрессии против мусульман после терактов, – будет еще расти;

– страх, что разразится гражданская война между «ними» и «нами», а Наима не сможет выбрать, с кем ей быть.

• • •

Наима готовит себе третью чашку кофе в надежде, что горячий напиток наконец разожмет тиски холода, пробравшего ее до костей, пока она шла от станции метро. За окном кружат снежные хлопья. Конференц-зал, совершенно белый, освещен мягким светом, как будто уже занесен снегом. Наима вздрагивает и садится поближе к батарее. За большим столом Элиза и Камель слегка флиртуют, рассказывая друг другу идеализированную версию своих рождественских каникул, пересыпанную фразами типа «Жаль, что тебя там не было».

Как всегда в начале года, Кристоф собирает свою команду, чтобы «подвести итоги» и «поговорить о дальнейшем» – упражнение, которое теоретически должно подталкивать к принятию благих решений, но на глазах Наимы раз-другой привело к сведению счетов. Но обычно именно подведение итогов ей больше всего нравится, потому что позволяет повторить прошедший год, перезаписать его с умолчаниями и преувеличениями (в этих двух процессах ей нет равных). Заново проигрываются лучшие моменты, провалы превращаются в приключения, выкраивается – попутно – костюм одному-двум особенно тягостным артистам. В этом году все немного иначе:

– Никто не пойдет в галерею сразу после теракта, это надо признать. Людям плевать на искусство.

Людям плевать на многое. Зато после 7 января, как и после 13 ноября, был отмечен взлет продаж раскрасок для взрослых. Итог неутешительный, и Кристоф сосредоточился на будущем.

– К следующему началу литературного года, в сентябре, – объявляет он, – думаю, нам надо сделать что-нибудь об Алжире. Считаю, так будет правильно. В последнее время СМИ рисуют плачевную картину арабского мира. Будь то уничтожение памятников Пальмиры, стрельба в музее Бардо [83] или здешние теракты… В конце концов и сам начинаешь верить, что все арабы ненавидят искусство, культуру, музыку, журналистику и все прочее. Вот я и подумал, что сейчас самое время пойти наперекор страхам и продвигать мощные художественные произведения оттуда. Нас, может быть, назовут левыми исламистами или мягкотелыми, но это позволит мне осуществить мою мечту: первую ретроспективу Лаллы.