Читаем Искусство терять полностью

Без особого удивления она читает, что многим бывшим харки недавно отказали в праве въезда в страну. Один человек был арестован на границе из-за деятельности его брата, что тревожит ее еще сильнее, ведь надо понимать, что ответственность, вина и кара распространяются на всех членов семьи без различия. На ум приходит двоюродный дед, о котором упоминала Далила, тот, что умер в конце войны, тот, кому ФНО предъявил счет за что-то – но никто по эту сторону моря, кажется, не помнит за что. «Может быть, это не бабá, может быть, это его брат». Утверждение, что пятидесятилетней давности действия ее деда или двоюродного деда рикошетом ударят по ней сегодня, кажется Наиме абсурдным – но она начинает понимать, до какой степени долговечен гнев, она ни в чем не уверена и упрямо ищет упоминания о детях и внуках, чтобы понять, на сколько поколений может распространиться клеймо.

В 1975-м, читает она наконец, Алжир не дал сыну харки выехать из страны. О таком она и помыслить не могла: въехать, но не иметь возможности выехать. Именно это, однако, произошло с Борзани Крадауи семи лет от роду, приехавшим в тот год на каникулы в Оран с матерью. Алжирские власти заявили, что у мальчика нет «разрешения от отца на поездку за границу, которого требует закон». По другим версиям, его матери, которую задерживать не стали, просто шепнули: «Скажешь своему мужу-харки, чтобы он сам за ним приехал». Было несколько похожих случаев в 70-е годы, но имя Крадауи чаще всего встречается в статьях, которые раскапывает понемногу Наима, потому что его дело сыграло важную роль в случившихся в то же время во Франции восстаниях в лагерях харки. Наима углубляется в это открытие, удаляющее ее от первоначального вопроса и возвращающее на сорок лет назад. Почти случайно она обнаруживает в архивах Национального института аудиовизуализации первые кадры лагерей холодной Франции, которые ее отец так и не захотел описать. Весной 1975-го, еще до дела Крадауи, дети харки просыпались, ворча, за колючей проволокой, и впервые с приезда родителей все телекамеры страны были направлены на них.

В мае, в Биасе, они взяли штурмом административные помещения и занимали их две недели, пока их не выкурили республиканские роты безопасности.

В Сен-Морисе вооруженные молодые люди превратили лагерь в укрепленный бастион. Они грабят конторы, жгут архивы.

В четверг 19 июня 1975 года, в шестнадцать часов, четверо детей харки, вооруженные винтовками, динамитом и бензином, взяли в заложники директора лагеря Сен-Морис-л’Ардуаз и заперлись с ним в мэрии соседней деревни Сен-Лоран-дез-Арбр. «Мы не хотим ничего плохого господину Лангле. Но он олицетворяет для нас администрацию, против которой мы тщетно боремся, отстаивая наши права французских граждан». Они освободили его двадцать восемь часов спустя и вернулись в лагерь, где их встретили как героев. Журналист из «Нувель Обсерватер» [94] последовал за ними и обнаружил, к своему ужасу, «лагерь позора». «Конечно, – пишет он, – харки априори не вызывают симпатии, нашей симпатии, но все же!» Несколько секунд Наима неотрывно смотрит на это «конечно», спокойно расположившееся внизу первой колонки статьи, потом заставляет себя продолжить чтение.

Восстание растянулось на весь июнь, и внезапно на странице Интернета, которую просматривает Наима, появляется знакомое название: резиденты лесного поселения, именуемого «Дом Анны», захватили административные помещения и требуют в числе прочего отзыва военных охранников. Перед глазами мелькнула ржавая табличка, забытые среди сосен обветшавшие бунгало. Воображение рисует ей детскую фигурку Хамида – его фотографий она не видела.

Через несколько дней стены Пертюи покрылись афишами, призывающими харки продолжать борьбу.

В начале июля 1975 года CFMRAA (Chronologie des actes terroristes en France – Конфедерация французских мусульман, репатриированных из Алжира, и их друзей) через посредство своего президента М’хамеда Лараджи просит французских мусульман, несущих военную службу, и призывников «прекратить исполнять свой гражданский долг, пока Государство будет считать их семьи и их самих гражданами второго сорта, которые своей родине только должны». Насколько знает Наима, ее отец отслужил незадолго до этого. Интересно, приходило ли такое ему в голову?

В воскресенье 3 августа М’Хамед Лараджи требует «роспуска транзитных лагерей с трудоустройством и моральной и финансовой поддержкой семей, возвращения семей, удерживаемых в Алжире, справедливой и немедленной компенсации и назначения парламентской, а не административной комиссии по расследованию».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза